Значит, путь мне лежит на остров Капри, в Миракулюс, СтрануЧудес, построенную для увеселения детей и взрослых высочайшим повелением Дома,в место развлечений и забав. Не понимаю я, как на маленьком острове, полномнарода, может укрыться мальчишка, которого вся страна ищет! Но проверитьпридется. Нет иного выхода. Не хочу я убегать в чужие страны, не смогу я жить вобличье бюргера, не дана мне такая святая вера, как у Рууда, паладинапокойного. Значит, один путь – найти Марка и лично сдать его Дому. Владетельсуров, но справедлив, это никто не оспорит. Что я ему – мелочь досадная.Простит – так только больше народом любим будет. А тайн никаких я все равно незнаю, могут меня магнетизму подвергать, могут на дыбу вздернуть – нечего мнесказать, нечего…

Уснул я под шепот дождя, под треск углей в камине, в тепле иуюте. Но снился мне холод и снег, снилась бесконечная ледяная пустыня, покоторой я бреду во тьме. Долго брел, ног не чуя, бездумно, но зная, что надоидти. А потом выступила из темноты женщина со светлым ликом, тьму вокруграздвигая. Рухнул я на колени, глаз поднять не смея. И главное, понимал, чтоэто сон и такие сны посылают свыше.

Но Сестра ничего не сказала. А когда я протянул руку икоснулся ее – только холод почувствовал. Ледяной, смертный…

И какая польза в таких снах?

Даже если был это знак, то не для моего скудного ума.

Полежал я в темноте, таращась на последние искорки огня вкамине, и уснул снова. Может, что хорошее приснится?

Но больше в ту ночь мне ничего не снилось.

Встал я раньше старика Жана. Убрал стул от двери, нечего емузнать о моих страхах. Постоял у окна.

Кончился дождь, отплакала Сестра по людским грехам. Светилосолнце, на траве искрилась роса. А вот цветы на клумбах поникли, будтопризнались себе – осень в права вступает, кончилось их время.

У цветов век недолог.

Пошел я на кухню, растопил плиту, чайник из бочонка чистойводой наполнил. Пока кипел, сходил на улицу, нашел сортир, после умылся изколодца мутной от дождя водой. Постоял босиком на холодной траве, в небо глядя.

Сестра, ну подскажи!

Вразуми дурака!

Может, и впрямь убраться куда на край света? Вот и Нико таксоветовал, а попробуй, найди лихого человечка хитрее; и барон старый, которомуопыта не занимать… Все они умные, один я на свою шею приключений ищу.

И нахожу, что характерно!

Главное ведь в жизни – сама жизнь. Любой грех замолитьможно, любую беду поправить. Пока живешь – всегда найдется место и радости, инадежде, и любви.

А кто умер – он уже проиграл. Даже если был святымпаладином.

– Хороша погода.

Я оглянулся – барон-лекарь стоял в дверях, кутаясь в халат.

– Хороша, – признал я. – Только осенью запахло.

– Пора уж.

– Пора.

Старик вздохнул:

– Пошли, перекусишь перед дорогой. Тебе ведь путь дальний,так?

– Знать бы, какой дальний… – Я вошел в дом.

Мы молча позавтракали остатками вчерашней курицы, сыром,выпили по чашке кофе.

– Деньги-то у тебя есть, моряк? – спросил барон.

– Есть.

– Оружие, оборониться если что?

– Найду.

Он кивнул, снял со шкафа плетеную корзинку:

– Выйду, яички свежие соберу…

Я вышел вместе с ним. Поколебавшись, протянул руку, мыобменялись рукопожатием.

– Какой тебе прок, старик?

– В чем? Не понимаю.

– Да все ты понимаешь…

Бывший лекарь Дома вздохнул:

– Я, моряк, жизнь провел, высокородным в такие местазаглядывая, где аристократ от крестьянина не отличается. Служил верой иправдой. Получил в награду титул глупый… малое содержание, и повеление житьвдали от городов. Чтобы меньше болтал, значит. Ничего, жив и ладно. Зато могутеперь поступать так, как мне хочется, ни на кого не оглядываться. Мало когомогу вспомнить добрым словом… а вот принц Маркус – славный мальчик. Не хочу я,чтобы с ним беда случилась… Удачи тебе, Марсель-моряк.

– Ладно уж, Жан-лекарь…

– Хорошо. Удачи тебе, Ильмар-вор. Если не зря тебя Скользкимпрозвали, то и сам выпутаешься из беды, и другим горя не принесешь.

– Как же ты меня узнал, старик?

– Глаза надо иметь, Ильмар… Знаешь, чем я двадцать лет приДоме занимался? Физиономии дамам улучшал. Шрамы бретерам убирал. Так лицаправил, что родная мать не узнает. Может, кто смотрит на портрет да видит всепо отдельности – губы, глаза, нос, скулы. А я не так… мне надо настоящее лицочеловеческое видеть, все наносное отбросить, понять, где и что править. Так чтоне бойся. Вряд ли кто еще по газетным портретам тебя узнает.

– Старик, а ведь, наверное, это и правда знак свыше? То, чтоя к тебе забрел, что ты меня не застрелил, что совет дал…

– Это не знак. Если бы принц Маркус ко мне забрел, если бы яему совет дал – то было бы чудом. А так – случайность.

– Удачи тебе, барон.

– А тебе дороги легкой.

Кивнул я старику и зашагал к дороге.

Знак – не знак. Удача – случайность.

Вся жизнь из таких случайностей сложена.

От дороги я еще раз оглянулся. Старик ковылял из курятникаобратно, бережно неся корзину перед собой. Я помахал ему рукой, но, кажется, онуже не смотрел в мою сторону.

Часа два я шел пешком. Дорога слегка раскисла, и все равноидти было куда легче, чем по жаре. И все это время я, не переставая, ругалсебя.

Ерунду я собираюсь делать. Во-первых, искать Марка вМиракулюсе – занятие глупое и бесполезное. Во-вторых, пользы от этого все равнони на грош, никаких гарантий, что меня помилуют, приволоки я мальчишку зашиворот в Дом… В-третьих, все равно это гнусно.

Нет. Пусть старик Жан не рассчитывает. Не пойду я по егонаводке.

Лучше и впрямь в чужих землях укроюсь. В Руссийском Ханстве,например. Не только мусульмане там живут, есть и храмы Сестры, и ЦерковьИскупителя. Пристроюсь потихоньку в Москве или Киеве, а то и в самой Казани.Сейчас время мирное, приживусь. И чем заняться найду – говорят, в руссийскихземлях древних языческих храмов и заброшенных городов – не счесть. Опять жеВосток ближе, найду где себя приложить.