— Фронт рядом, — сухо сказал Снег. — Выброс мутагенанакрывает город максимум за пятнадцать-двадцать минут. Не успеешь укрыться —сам станешь зелёненьким… а машины гражданской обороны будут только черезполчаса. Они базируются за горами, там безопаснее.

Город исчезал, мы делали разворот к грязевому морю. Япроводил его взглядом. И сказал:

— Жаль…

— Не понял, Пётр.

— Жаль, что я там не побывал.

— Эй! С таким настроением…

— Извини.

Я замолчал. Мы приближались к границе.

Никаких карт в привычном понимании не было. Да и незачем мнетеперь смотреть на карты — с помощью «дельты» я видел всё вокруг на протяжениисотен километров. Машина сама выделяла необходимые объекты. Вот и линия фронта— пылающая синяя черта, тянущаяся по болотной тине.

— Наша зона.

«Дельта» Снега качнулась и повисла неподвижно. Я заставилсебя повторить маневр, давя и в себе, и в машине жажду движения.

— Задача — не допустить прорыва врага за линию размежевания,— отчеканил Снег. — Пересекут черту — бей всеми силами.

— Ясно. А если не пересекут?

— Тогда стисни зубы, — помолчав, ответил он.

Мы парили в одиночестве, примерно на двухкилометровойвысоте. Остальные машины были где-то далеко, прикрывали свои участки границы.

— Как надоело… — прошептал Снег. — И уйти сил нет… словнопредательство. И терпеть…

Я осторожно повёл «дельту» вниз. Завис над болотом,вгляделся в бурую жижу. Снег молча наблюдал за моими манёврами.

Тина кишела жизнью. Она покрывала не только поверхность,уходила вниз на десятки, сотни метров, цеплялась за дно. В переплетении нитей ижгутов скользили какие-то тени. Крошечные оранжевые рачки, напуганные зависшеймашиной, суетливо разбегались с поверхности, ныряли в гущу. Копошились комкибесцветных, словно из пещер выползших червей. Ползали по грязи прозрачныестуденистые твари, плоские и гибкие.

— Красиво? — иронично спросил Снег.

— Да, — признался я. В мельтешении чужой жизни была своякрасота. Неприятная, но завораживающая, из того же разряда, что паучьи хелицерыи педипальпы, щупальца медуз и фасеточные глаза насекомых.

— Зелёные это жрут, — сказал Снег. — Та жаба с удовольствиемслопала бы пригоршню червей. Можешь зачерпнуть, привезёшь ей гостинца.

Он захохотал. Я стал поднимать «дельту».

— Не думай, я вовсе не такой циник, — продолжил Снег. —Только всё это… ему в заповеднике место. Это не для людей. Не хотят зелёныебыть людьми, так другим бы не мешали… Скажешь — не прав?

Я вспомнил студенистые комки плоти. Шевеление червей.

Здорово, наверное, было плыть тут на яхте. Ловить рыбу,купаться в прозрачной воде, смотреть на загорающую подругу…

— Прав.

— Ты мне сразу понравился, — с неожиданным теплом сказалСнег. — Правда. Извини, что заподозрил тогда…

— Брось.

— Ну, всё-таки… Идут, Пётр!

Отвращение в его голосе было таким, словно Снег сам толькочто съел пригоршню червей.

Вдоль синей полосы — со своей стороны границы — летеличетыре машины. Раза в два покрупнее наших, но более неуклюжие, громоздкие.

Я уже видел их на экране не то в документальных кадрах, нето в реконструкциях, ничем, на мой взгляд, не отличающихся от реальности. Нотеперь я смотрел не человеческим зрением.

В них было больше от живых организмов, чем от машин. Мягкие,трепещущие в движении стреловидные тела. Раздувшееся, как у пивного алкоголика,«брюхо». Отнесённые от корпуса на гибких пилонах двигатели. Бесформенный нарост— кабина. И тянущийся за каждой машиной шлейф распыляемой жидкости.

— Сеют, — коротко сказал Снег.

Было видно, как вибрируют корпуса, извергая наружумельчайшую взвесь. Ветер дул в сторону города — и взвесь, легко подхваченнаяветром, неслась через синюю черту.

— Снег…

— Всё нормально. Тьфу ты, не нормально, конечно… Но погодныеусловия не влияют на статус границы. Таковы условия соглашения.

Он отчаянно старался вести себя выдержанно. Как же —опытный, бывалый лётчик, демонстрирующий новичку боевые будни.

— Дня два выжигать, — сказал Снег.

Взвесь всё сыпалась и сыпалась… Машины зелёных дажеподнялись выше — и я понял, что они нарочито пролетают мимо нас.

— Издеваются, — подтвердил Снег.

— И ничего нельзя поделать? — спросил я. Как в училище,когда нам объясняли, почему ни в коем случае нельзя трогать американскиесамолёты-разведчики, нарушившие российскую границу…

Снег помолчал. Неожиданно сказал:

— У меня барахлит навигационное оборудование. Пётр, они посвою сторону границы?

Я глотнул воздуха, прежде чем ответить. В училище мне далипримерно такой же совет…

— Снег, вопрос не понял. Я пока плохо разбираюсь внавигационных системах.

Снег хмыкнул.

— Мне кажется, они пересекли черту.

— Вернёшься — машину проверят, — напомнил я.

— Не всегда удаётся вернуться после боя. Иногда падаешь…порой удачно, возле берега.

Понятно. Всё с тобой понятно, лётчик с планеты РадужныеМосты.

И я буду последним, кто тебя осудит.

— Жду распоряжений, — сказал я.

— Страхуй.

Его «дельта» рванулась к синей черте. Легко перемахнуланесуществующий рубеж — и огненная полоса прочертила небо. Снег пока стрелял непо вражеским машинам, по их курсу, отгоняя от границы. Я ждал, и моя «дельта»ждала, вся напружинившаяся перед прыжком…

Четыре вражеские машины совершили манёвр с лихостью, никакне ожидаемой при их габаритах. Спустя миг они уже шли на Снега — пока нестреляя, но в самом движении угадывалась неприкрытая угроза. Ещё бы. Снег самнарушил границу. А то, что перед этим зелёные выждали нужное направление ветра,— было не в счёт…

— Я под атакой, — очень спокойно сказал Снег.

И я начал действовать.

Что сейчас было машиной, что мной — не знаю. Я потянулся —руками, продолженными «дельтой»…

И то, что было сейчас моими пальцами, сомкнулось на летящей«стреле» зелёных.

Боль. Она вовсе не беззащитная добыча, эта тварь из плоти иметалла, несущая в себе пилота с зелёной кожей. Словно взял ежа… да нет, развебезобидный ёжик может так уколоть… словно схватил пригоршню углей. Я взвыл,сминая огненный барьер, окутавший чужую машину. Ощущение было страшным —наверное, такое можно испытать, задушив человека.