Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— При чем тут политика? — попытался споритьТакео. — Он был всего лишь моим ассистентом в Стэнфорде.
— Все это мы выясним на допросе, сэр, — короткоответили ему. — И разберемся с вашей родственницей. Нам хватит времени.
Вечером, рассказывая об этом Рэйко, Такео не сомневался, чтоего отправят в тюрьму — возможно, вместе с Хироко. За свои связи с Японией онамогла дорого поплатиться, несмотря на то что ей исполнилось только девятнадцатьи она была влюблена в американца. Логика подсказывала, этих преступленийслишком мало для казни, но никто не был убежден, что их не расстреляют какшпионов, даже Хироко. Слушая Такео и остальных вечером, она уже не сомневалась,что ее увезут в тюрьму как шпионку и, может быть, казнят, и как бы ни былаперепугана, она заставила себя смириться с такой участью.
На следующий день, когда Хироко и Такео попрощались с Рэйкои детьми, они были уверены, что больше им никогда не доведется встретиться.Несмотря на то что все детство и юность Хироко слушала рассказы о самураях и ихдостоинстве, она не могла сдержать горечь, прощаясь с Тами.
— Ты должна поехать с нами, — уверяла ее девочка,снова прикрепляя к пуговице пальто бирку. — Мы не оставим тебя здесь,Хироко.
— Я отправлюсь в другое место, Тами-сан, и может,позднее мы встретимся.
Но несмотря на спокойные уверения, Хироко была смертельнобледна и, обнимая тетю, думала о самой себе, уверенная, что больше никогда неувидится с родственниками. Ей сказали, что Рэйко с детьми отправят в лагерь,где режим менее строг, чем в лагере, куда поместят Такео и Хироко, возможно,там детям будет лучше. Все друзья собрались проводить Рэйко. Уже почтистемнело, лица скрывали сумерки.
Долгое время Так и Рэйко стояли обнявшись, а дети смотрелина них. Такео поцеловал каждого из детей, уверенный, что видит их в последнийраз, и попросил их заботиться о матери. Хуже всего было прощание с сыном —кратким и безумно горьким. Вокруг них разыгрывались подобные сцены. Для Кенапрощание стало уже вторым за этот день — утром Пегги и ее родителей отправили вМанзанар.
Наконец, ослепленная болью и горечью, Рэйко села с детьми вавтобус. Испуганные лица скрылись за темными стеклами, и автобус покатил насевер, а Такео и Хироко еще долго смотрели ему вслед. Следующий день вышел ещетяжелее.
Хироко проводила Така. Он был бледным и изнуренным, в своипятьдесят один год казался древним стариком, хотя всего несколько месяцев назадвыглядел молодым и полным сил. На его плечи легло невыносимое бремя, ПодобноРэйко, Хироко думала, что видит дядю в последний раз, и крепилась изо всех сил.
— Береги себя, — мягко попросил он, чувствуяпустоту внутри после расставания с детьми и женой, но все-таки тревожась заХироко. Впереди ее ждала вся жизнь, будущее — если ее не убьют, что было вполневозможно. Но Такео надеялся, что Питер в конце концов вернется. Эти двоезаслуживали счастья. — Да благословит тебя Бог, — добавил он и пошелк автобусу не оглядываясь. Хироко долго смотрела, как автобус скрывается воблаках пыли, а затем вернулась в опустевшую конюшню — ждать утра.
Вечером она побывала на поле, куда они так часто приходиливдвоем с Питером. Она тихо сидела в траве и размышляла, что будет, если она невернется, если просидит здесь до самой смерти или пока ее не найдут. Что, еслиутром она не выйдет к автобусу? Впрочем, они знают ее имя и номер, и знают о ееотношениях с Питером. По-видимому, ФБР завело на него дело — и все из-за нее,Хироко, и работы в Стэнфорде. И потом, она рассказала о том, что ее брат служитв авиации Японии. Если она не явится к автобусу, ее станут искать. Они могутчто-нибудь сделать с Питером и остальными, если она станет сопротивляться —этого Хироко не могла допустить.
Она долго сидела, думая о Питере, молясь за него, мечтаяоказаться рядом, а затем медленно побрела обратно, как когда-то они ходиливдвоем. И подобно видению прошлого, она встретила по дороге старогосвященника-буддиста и улыбнулась ему. Хироко не знала, помнит ли ее старик, нотот поклонился и остановил ее.
— Я молюсь за тебя и за твоего мужа, — негромкосообщил он. — Иди с миром, и пусть Бог всегда пребудет с тобой. — Онснова поклонился и отошел, словно задумавшись о другом.
Встреча показалась Хироко Божьим даром и укрепила ее.
Рано утром она вымылась и, складывая вещи в маленькийчемодан, нашла между матрасами одну из птиц-оригами, которую сделала для Тами.Это была словно весточка, воспоминание о знакомом лице, о тех, кого она любила.Хироко осторожно взяла двумя пальцами невесомую бумажную птицу, подхватиладругой рукой чемодан и молча направилась к автобусу. Она заметила одну изподруг Салли, но девочка не узнала ее. К автобусу подошел и один из врачей, скоторыми работала Рэйко. Забираясь в автобус, Хироко едва сдержала дрожь, думаяо том, что ей предстоит. Но теперь она уже ничего не могла изменить, рядом небыло никого из близких. Такео и Рэйко, дети… Питер… Осталось лишь послушатьсясовета старого священника — помнить о Боге, быть осторожной и ждать Питера.Если она погибнет, что вполне возможно, — так тому и быть. По крайней мереПитер знает, как сильно она его любила.
Тем временем автобус быстро заполнялся, вместе сзаключенными в него забирались вооруженные охранники. В автобусе были толькоженщины, и ужасающие мысли вкрались в голову Хироко, но никто не приблизился кней. Занавеси на окнах были спущены, никто не видел, куда их везут, и охранникизаняли свои места, не выпуская из рук оружие.
Подняв клубы пыли, автобус понес Хироко вперед, к неизвестномубудущему.
Поездка на автобусе из Танфорана оказалась на удивлениекраткой. Через полчаса автобус остановился, и охранники велели всем выходить.Хироко не представляла себе, где находится, но взяла чемодан и вышла изавтобуса вместе с другими женщинами.
Едва ступив на землю, она увидела, что их привезли нажелезнодорожную станцию в Сан-Бруно. У платформы ждал поезд, из другихавтобусов выбирались люди.
Охранники подгоняли их стволами автоматов. Вокруг стоялонапряженное молчание. Никто не улыбался, не слышалось ни приветливых возгласов,ни объяснений, охранники выглядели более чем недружелюбными. Ни на кого неглядя, Хироко забралась в поезд вместе с десятками других женщин. В поездеоказались и мужчины, и на этот раз их было больше, чем женщин. Как толькоХироко заняла свое место, жесткую деревянную скамью, и дрожащими рукамивцепилась в чемодан, она поняла: их везут обратно в Сан-Франциско, чтобыдепортировать из страны.
Вагон был совсем дряхлым, без каких-либо удобств, окна в нембыли заколочены, и пассажиры не видели, куда едут. В вагоне перешептывались,тихо плакали. На этот раз среди японцев не было детей, и большинство женщинсчитали, что их везут в тюрьму или в лагерь, чтобы расстрелять. Хироко сидела сзакрытыми глазами, стараясь думать о Питере, а не о смерти. Она не бояласьумирать, но ее мучила мысль, что больше она никогда не увидится с Питером,никогда не обнимет его, не услышит от него слова любви. Когда поезд резкотронулся и несколько женщин чуть не полетели на пол, Хироко решила, что, еслиим не суждено быть вместе, может быть, лучше умереть. А потом ей вспомнилосьто, чему бабушка учила ее еще в детстве — гири[13],необходимость с достоинством встречать все повороты судьбы. У нее былиобязательства перед отцом — обязательства хранить честь, помнить о достоинстве,быть сильной и мудрой, охотно идти на смерть, принять ее с гордостью. Потом ейв голову пришли мысли об он — долге перед своей страной и родителями. Как бы нибыла Хироко охвачена страхом и смятением, она безмолвно поклялась, что неопозорит их.