По-видимому, это был отдельный лагерь при тюрьме, норасстояние между ними оказалось значительным. На этот раз, пройдя через воротав ограде из колючей проволоки под взглядами часовых с башен, Хироко увиделадетей. Она слышала, как дети играют повсюду, видела людей, прохаживающихся погрязным улочкам между строениями. Все это напоминало реальную жизнь, близкую кобычной, было очень похоже на Танфоран, только людей здесь оказалось вдвое больше.В лагере царил порядок. Оглядываясь, Хироко с облегчением видела улыбки налицах людей. Один из охранников протянул ей клочок бумаги с личным номеромХироко и номером ее барака. На этот раз ее поместили в барак 14С, и она непредставляла, кто будет ее соседями.

— Он находится справа, в третьем ряду, рядом со зданиемшколы, — дружелюбно подсказал охранник, и вдруг Хироко поняла, чтовыдержала некий экзамен и перешла на другой уровень, повыше прежнего. Возможно,ее не вышлют домой и не расстреляют. Она видела, что другие женщины тожезаулыбались — такая радость после всего пережитого. Мужчины, по-видимому,восприняли перемену более серьезно — они негромко переговаривались, задаваливопросы, на которые никто не мог ответить. Будущее оставалось для них загадкой— это началось сразу же после Перл-Харбора.

Выйдя из толпы вновь прибывших, Хироко зашагала по улицемежду бараками туда, куда указал охранник, — без охраны и без спутников.Впервые за целый месяц она осталась одна, и ей казалось чудесным идти вот так,ни с кем не заговаривая, не отвечая на вопросы. Она знала, что за ней наблюдаютчасовые с башен, что лагерь окружает колючая проволока, но, если вспомнить, какони провели последние полгода, такую жизнь можно было считать свободной.

Она без труда нашла нужное строение, как только выяснила,где находится школа. Вокруг нее размещались длинные ряды серых строений сномерами на стенах. Строения были поделены на конурки, в которых жили целыесемьи, какими бы многочисленными они ни были. На дверях уже были имена хозяев,у косяков позванивали колокольчики.

Здесь люди жили в настоящих комнатах, а не в конюшнях, как вТанфоране. Шагая по улице, Хироко увидела плакат с надписью: «Добро пожаловатьна озеро Тьюл!» Впервые за целый месяц она узнала название места, гденаходилась, хотя, казалось бы, какая разница? Однако разница существовала: покаким-то причинам Хироко вновь почувствовала себя человеком. Она улыбнулась,увидев девочку, сидящую на крыльце с куклой. Девочка была в вязаной шапочке и тепломсвитере, она сидела, грустно глядя в землю и что-то бормоча.

Печаль ребенка глубоко тронула сердце Хироко, и она вдругвскрикнула. Девочка подняла голову. Это была Тами.

— Хироко! — завизжала она, бросаясь к ней на шею.Хироко разразилась слезами. — Мама, Хироко здесь!

На крик Тами из дома выбежала ее мать, одетая в поношенноекоричневое платье и передник. Она убиралась в «доме» во время перерыва влазарете.

— О Господи! — воскликнула Рэйко, бросаясь к ним,и обе женщины обнялись так крепко, что у них хрустнули кости, а затем Рэйкобыстро отстранилась, встревоженно спросив:

— Ты видела Така? Где ты была?

— В тюрьме, неподалеку, — объяснила Хироко,указывая в ту сторону, откуда она пришла. Рэйко слышала, что поблизостинаходится лагерь для лиц «высокой категории риска», что их держат там на времядопросов. Но она не представляла, что в этом лагере окажется Хироко. От Така досих пор не было никаких вестей.

— С тобой все в порядке? Что они сделали стобой? — с тревогой расспрашивала Рэйко.

— Задавали много вопросов. Но Такео я ни разу невидела, — объяснила Хироко. — Его увезли в таком же автобусе, как инас, — возможно, в ту же тюрьму.

Но таких возможностей было не меньше десятка, и обе хорошопонимали это. Такео мог оказаться в Манзанаре, или в лагере, который открыли вМинидоке месяц назад, или за пределами штата в каком-нибудь из других лагерей —в Хиларивер или Постоне, Аризона; в Гренаде, Колорадо; в Харт-Маунтин,Вайоминг; в Топазе, Юта. Его могли даже увезти в Арканзас, на Роувер. Запоследний месяц открылось пять новых лагерей, а еще один, под названием Джером,был готов принять интернированных пленных в любую минуту. Между лагерямисуществовала связь, но она была ограничена и подвергалась строгой цензуре, иРэйко не могла разузнать о Такео. Несомненно, в разных лагерях у нее нашлись бызнакомые, но она не знала, кого и куда отправили, как разыскать этих людей.Каждый день приносил новые сюрпризы: появлялся кто-нибудь из знакомых. Дажесюда, на озеро Тьюл, продолжали прибывать люди.

По своему номеру Хироко поняла, что ее поселили вместе сРэйко и детьми. Пройдя внутрь, она увидела, что семье отвели две крохотныекомнаты: в одной из них на узких койках спали Рэйко, Салли и Тами, а в другойбыла устроена гостиная. Кен спал здесь, и сюда же должны были поместить Така,если его переведут к семье. В комнате едва хватило места для Хироко, но другиесемьи, более многочисленные, ухитрялись разместиться в тесных комнатах. Людямприходилось смириться с тем, что они имели, поскольку они были лишены выбора.

— Как дела у Салли и Кена? — с беспокойствомспросила Хироко, вглядываясь в глаза Рэйко и вновь замечая, как постарела ипохудела тетя. Рэйко с отчаянием ждала вестей от Така и тревожилась за Хироко.

— С ними все в порядке. Кен работает неподалеку, наполях, но работы там немного — вскоре его переведут на склады. Он мог бы ходитьв школу, — со вздохом добавила она, — но отказался.

Кен по-прежнему негодовал на несправедливость и все времяповторял о нарушении конституционных прав. В этом он был не одинок — в лагересобралось немало недовольных юношей, да и взрослых тоже. Некоторые нисейпоговаривали об отказе от гражданства и возвращении в Японию, хотя многие ниразу в жизни не бывали там. Это был их единственный выход, если им не хотелосьоставаться в лагере или браться за предложенную работу на отдаленных заводах.Они не желали уезжать в Японию, но пребывание в лагерях считали слишкомпозорным и потому предпочитали попытать судьбу на родине предков. Но Рэйконикогда не помышляла об этом и знала, что Так согласился бы с ней. Они былиамериканцами до мозга костей, и потому им приходилось ждать, когда закончитсявойна.

— Салли в школе, у нее появились новые подруги, —продолжала Рэйко. В лагере образовалось несколько клубов для детей всехвозрастов, музыкальные кружки, кружки живописи и садоводства. Уже возник плансоздания симфонического оркестра и подготовки концерта к Рождеству. Казалосьневероятным, что в этом ограниченном, набитом до отказа людьми мирке обитателирешили не жаловаться, держаться с достоинством и пытаться хоть как-то скраситьсвою жизнь.

Пока Рэйко рассказывала, на глаза Хироко навернулись слезы.Эти люди были такими храбрыми, и она тоже не имела права жаловаться илигоревать о Питере. Рэйко вновь обняла ее, испытывая чувство, словно обрела однуиз своих дочерей, а Тами обняла их обеих вместе с куклой, радуясь возвращениюХироко.