И при первом же намеке на опасность — назад.

Покуда мы шли неведомо куда, я размышлял. Стало быть, племя.Символическое возвращение в те времена, когда люди кочевали, сбивались в стаи,защищая друг друга, и выживание их почти от них не зависело. Итак, это племя,находясь внутри другого племени, более многочисленного, настроенного враждебнои называющегося «общество», бродит по его территории и наводит на него страх,постоянно дразня и провоцируя. Кучка людей объединилась в идеальное общество, окотором я ничего не знаю — разве что вижу пирсинг и причудливую одежду. Каковыих ценности? Что они думают о жизни? Как зарабатывают деньги? Мечтают ли они очем-нибудь или просто бродят по свету? Все это интересовало меня куда сильней,чем ужин, который был назначен на завтра и о котором я знал решительно все.Может быть, благодаря выпитому я чувствовал себя свободно, прошлое не тяготиломеня — оставалось лишь вот это конкретное мгновение, безотчетный импульс... ИЗаир исчез.

Заир?

Да, исчез, но теперь я сознавал, что Заир — это нечтобольшее, нежели человек, ослепленный некой целью, будь то одна из тысячи колоннв Кордовской мечети (как в рассказе Борхеса) или женщина в Центральной Азии(как случилось со мной два ужасных года назад). Заир накрепко привязывает наско всему, что происходит из поколения в поколение, не оставляет ни единоговопроса без ответа, заполняет собой все пространство, не допускает, чтобы мыхотя бы помыслили о возможности перемен.

Всемогущий и всесильный Заир рождается вместе с каждымпредставителем рода человеческого, набирает силу в детстве, навязывает своиправила и законы, которые становятся непререкаемыми:

Непохожие на нас люди — опасны, они претендуют на наши землии наших женщин.

Мы должны обзаводиться семьями, рожать детей, воспроизводитьпотомство.

Любовь так мала, что ее едва хватает на одного человека и —ну вы подумайте! — любая попытка сказать, что сердце — больше, считаетсязапретной.

Вступая в брак, мы обретаем права на обладание плотью идушой другого человека.

Надо работать, даже если работа вызывает у тебя омерзение,потому что мы — часть организованного общества, а если каждый будет делать, чтоему заблагорассудится, мир рухнет.

Надо покупать драгоценности — они указывают на нашупринадлежность к определенному племени, подобно тому как пирсинг — напринадлежность к другому.

Надо быть остроумным и с иронией относиться к тем, ктовыражает какие бы то ни было чувства: для племени опасно, если один из егочленов не скрывает то, что у него на душе.

Надо изо всех сил избегать слова «нет», потому что большелюбят людей, говорящих «да», — и это позволяет нам выжить на вражескойтерритории.

Надо помнить: то, что подумают другие, важнее чувств,которые испытываем мы.

Никогда не устраивай скандалов — привлечешь вниманиевраждебного племени.

Будешь вести себя не как все — будешь изгнан из племени,потому что ты можешь заразить других и тем самым внести разлад в то, чтоналаживалось с таким трудом.

Всегда надо думать о том, как получше обставить свою пещеру:если сам не знаешь — позови дизайнера по интерьерам, и уж он позаботится о том,чтобы все оценили твой изысканный вкус.

Надо есть трижды в день, даже если не испытываешь голода;надо поститься, если твоя фигура нарушает общепринятые стандарты, — пусть ты иумираешь от голода.

Надо одеваться так, как предписывают журналы мод, заниматьсялюбовью с охотой или без, убивать во имя неприкосновенности границ, мечтать,чтобы время до пенсии прошло поскорее, ходить на выборы, жаловаться надороговизну, менять прическу, злословить по адресу тех, кто непохож на нас,ходить в церковь по воскресеньям, или по субботам, или по пятницам, смотря потому, какую веру ты исповедуешь, и там просить у Бога прощения за грехи инадуваться гордостью оттого, что ты знаешь истину, и презирать соседнее племя,поклоняющееся ложным богам.

Дети должны идти по нашим стопам — мы старше и лучше знаемжизнь.

Надо иметь университетский диплом, даже если никогда неустроишься на работу по специальности, которую тебе навязали.

Надо изучать предметы, которые тебе никогда не понадобятся,только потому, что кто-то счел, что алгебра, тригонометрия, кодекс Хаммурапи —важны.

Нельзя огорчать родителей, потому что это значит отречься отвсего, что дарует нам удовлетворение.

Музыку слушать негромко, говорить вполголоса, плакатьтайком, ибо аз есмь Заир Всемогущий, определяющий правила игры, ширинужелезнодорожной колеи, суть понятия «успех», то, как надо любить, и важностьвозмещения убытков.

***

Мы забрели в фешенебельный квартал и остановились переддовольно шикарным зданием. Кто-то набрал код на входной двери, и мы поднялисьна третий этаж. Я ожидал встретить там снисходительных родителей одного изчленов стаи — терпимо относящихся к его времяпрепровождению, раз уж он — приних и все под контролем. Но в квартире — она принадлежала Лукреции — былотемно. Лишь потом, приглядевшись, я увидел большую и совершенно пустую комнатус камином, который, судя по всему, не разжигали уже многие годы.

Юноша двухметрового роста, носивший длинный габардиновыйплащ и смастеривший из своих белокурых волос прическу, подобную той, какуюносили индейцы племени сиу, вышел на кухню и вернулся с зажженными свечами. Всекружком уселись на полу, и в первый раз за весь вечер мне стало страшно —показалось, что сейчас будет разыгран эпизод из фильма ужасов: начнетсякакой-то сатанинский ритуал, жертвой которого станет беспечный, ни о чем неподозревающий чужак.

Михаил был бледен, глаза его блуждали — и от этогобеспокойство мое усилилось. Было похоже, что у него вот-вот начнется припадок —а знают ли все эти люди, как следует вести себя в подобной ситуации? Не уйти лимне, пока не случилось что-нибудь непоправимое?

Что ж, это было бы самое мудрое решение, вполне согласующеесяс тем миром, где я был знаменитым писателем, который толкует о духовности и,стало быть, обязан подавать другим пример. Да, если бы я был разумен, то научилбы Лукрецию в начале приступа чем-нибудь прижать язык Михаилу, чтобы он незадохнулся. Ясно, что она и без меня знает это, но в мире последователей Заиранет места случайностям, ибо мы должны быть в ладу со своей совестью.