Она наконец закончила списывать данные с его паспорта иподняла глаза на Готовчица. Глаза были серыми и спокойными, и в них почему-тоне было и следа той усталости, которую Борис Михайлович заметил, когдаОбразцова вошла в квартиру.

– А… чем же тогда? Зачем вы пришли?

– Я занимаюсь совсем другим убийством. Борис Михайлович, выпомните Инну Пашкову? Она была врачом-интерном в клинике, где вы работали.Шесть лет назад.

В голове у него зашумело, перед глазами поплыли красныекруги. Вот оно, началось. Но как? Почему?

* * *

«Точно, – подумала Татьяна, – у них был роман, иаборт Инна делала от него. Вон какая реакция. Так не меняются в лице, когдавспоминают о рядовом враче-интерне».

– Пашкову? Да, припоминаю… Красивая такая девушка, да?

– Вероятно, – сдержанно ответила Татьяна. – Незнаю, я ее шесть лет назад не видела. Расскажите мне о ней все, что помните.

– А что случилось? Она в чем-то замешана? Я мало что помню,врач как врач, они каждый год меняются…

– Борис Михайлович, а дамы сердца у вас тоже каждый годменяются?

– При чем тут… Как вы смеете!

Она видела, что Готовчиц плохо справляется с собой, имысленно улыбнулась. Чего он так боится? Ну был у него роман с молоденькойкрасавицей, так это когда было. Будь жива его жена – тогда понятно, есть чтоскрывать, а сейчас… По инерции, что ли, на автомате отрекается? Привык скрыватьсвои похождения и не может свыкнуться с мыслью, что теперь это уже необязательно.

– Я смею все что угодно, – сказала она. – Потомучто я – следователь, и у меня в производстве находится дело об убийстве ИнныПашковой.

– Как об убийстве? – перебил ее Готовчиц. – Оначто, умерла?

– Она убита. Так что не обессудьте, если нам придетсязатрагивать неприятные для вас темы. То, что у вас был роман с Инной, будемсчитать установленным, она говорила об этом своим друзьям по институту, а те, всвою очередь, довели это до моего сведения.

– Я вам не верю, – твердо заявил Готовчиц.

– Почему же?

– Инна была очень скрытной. Она никогда и никому нерассказывала о своих личных делах. И тем более о романах. У нее и друзей-тонастоящих не было.

– Ну вот видите, – Татьяна ласково улыбнулась, –вы, оказывается, очень хорошо ее знали, и характер доподлинно изучили. Аговорите, что не помните ее. Так как, Борис Михайлович, будем считать фактустановленным или еще пообсуждаем?

Он молчал, глядя куда-то в потолок. Татьяна воспользоваласьпаузой и быстро оглядела кухню. Кругом следы запущенности. Трудно поверить, чтотак было всегда, скорее всего регулярная уборка закончилась одновременно сосмертью хозяйки. Просто удивительно, как быстро мужчины умудряются привестипомещение в такое состояние. Ставят вещи на свои места и полагают, что все впорядке, а про пятна на столе, потеки на плите и тусклую от грязи и жираповерхность раковины почему-то забывают. Не говоря уж про немытый пол.

– Борис Михайлович, – негромко окликнула егоТатьяна, – о чем вы задумались?

Он перевел глаза на нее.

– Об Инне, – тихо ответил Готовчиц. – Даже неверится, что она умерла. Да, вы правы, у нас был роман. Недолгий и несерьезный,обычная легкая, ни к чему не обязывающая связь между завотделением иврачом-интерном. Это то же самое, что романы научных руководителей саспирантками, они длятся ровно столько, сколько аспирантка работает наддиссертацией, и являются не более чем атрибутом отношений подчиненности.

«Недолгий и несерьезный, – повторила про себяТатьяна. – А как же аборт, который имел место задолго до интернатуры? Акак же диплом, который Инна хотела показать вам, чтобы что-то доказать? Одно издвух: или у нее до вас был еще какой-то любовник, или ваш роман длился какминимум два с половиной года и был вовсе не рядовым атрибутом отношений междузавотделением и интерном. Ладно, будем по очереди проверять оба предположения.Ну, начали».

– Расскажите мне, как вы с ней познакомились, –попросила она.

– Обыкновенно. Из мединститута пришли молодые врачи сдипломами в карманах, но без врачебной практики. Интернатура – это фактическидополнительный год обучения. Через год интерны уходят, приходят новые. Никакихособых обстоятельств знакомства с Инной не было. Она была очень хорошенькая, ясразу ее выделил среди других. Роман завязался быстро, она легко пошла на этусвязь, видно, привыкла к вниманию со стороны мужчин, не шарахалась, глаза неотводила. Обыкновенная современная девушка, каких тысячи.

– Инна не настаивала на том, чтобы придать вашим отношениямбольше серьезности?

– Это как? – не понял Готовчиц.

– Ну, например, вступить в брак.

– Но я был женат! И разводиться не собирался. У нас росребенок. И вообще…

– Что – вообще?

– Я вам уже сказал, легкие служебные романы – это не поводдля развода. Во всяком случае, и я, и Инна считали именно так.

– Значит, никаких претензий с ее стороны не было?

– Ни малейших, – уверенно ответил Борис Михайлович.

– Она была хорошим врачом?

Снова пауза. Готовчиц задумался, вперив неподвижный взгляд всобственные пальцы, в которых он постоянно крутил шариковую ручку. Татьянеспустя некоторое время пришлось опять окликать его.

– Борис Михайлович, я задала вопрос.

– Что? – встрепенулся Готовчиц. – А… Да… Трудносказать, каким она была врачом и каким стала. В то время, когда я ее знал, онабыла не без способностей, но практиковала еще так мало, что ничего точносказать нельзя было.

– Но способности были?

– Несомненно. Она была очень одарена от природы.

– Одарена чем?

– Чутьем. Вы знаете, что самое главное в работе психолога,психиатра или психоаналитика? Именно чутье. Потому что только чутье позволяетиз всего набора фактов и сведений вычленить тот ключевой момент, ту ниточку,потянув за которую можно наконец понять, что мучает человека, терзает его имешает ему жить. Существует великое множество методик поиска этого момента, ноесли есть чутье – это совсем другое дело. Применение методики дает успех ввосьмидесяти процентах случаев и требует значительного времени, чутье действуетсразу и безошибочно.

– И у Инны такое чутье было?

– Было. Правда, она еще плохо умела им пользоваться, недоверяла ему и все стремилась овладеть как можно большим числом методик. Она досмешного искренне верила в науку и в чужой опыт.

– А потом? Что было потом, после интернатуры?

– Потом? – Он пожал плечами. – Не знаю. Мырасстались и больше никогда не виделись.