Если бы на его месте сидел я, то стоявший передо мнойчеловек давно был бы трупом. Пока он терял одну секунду на выстрел в моегоподручного и вторую — чтобы обернуться ко мне, я бы успел среагировать. Но этотзажравшийся палач не успел. Он уже давно был чиновником с собственной охраной,а не охранником. Поэтому сидел в кресле и по-прежнему смотрел на меня. Однако,надо сказать, выдержка у него великолепная.

— Ну и что дальше? — интересуется он. — Зачем устраиватьэтот спектакль?

— Об этом я хотел спросить тебя. Ведь это ты послал ко мнесвоих ребят?

— Значит, уже все знаешь. Ну и что с ними случилось? Неужелиты один с ними справился?

— Не кричи, — говорю я женщине, не оборачиваясь в еесторону. Она все еще кричит, хотя и негромко. Потом обращаюсь к сидящему: — Аты сам как думаешь?

— Ну, тогда молодец. С одной рукой и против двоих! Откуда тыузнал, что мы здесь?

— Догадался.

— Ты и в отеле успел побывать? Наверняка успел. Для тебяведь эта стервочка-переводчица много значила. Успел? Неужели и там сумелотличиться?

Отвечать этому сукину сыну не хочется.

— Ну ты герой, Левша, — лениво говорит он. А сигаретапо-прежнему в зубах. — По-моему, я должен тебе что-то предложить. Если хочешь,могу взять тебя к себе заместителем. Мне как раз нужны такие отчаянные.

Я по-прежнему молчу, глядя на него.

— Ладно, — говорит он мне, словно соглашаясь на какую-тосделку, — черт с тобой. Получишь пять процентов от денег Касимова. Или десять.Только не смотри на меня так. И не нужно делать глупостей. Убивать меня несоветую. Я ведь не один из этих кретинов, которых ты пострелял. Будет большойскандал. А тебя, дорогой, найдут в любой точке земного шара. В любом месте, гдебы ты ни спрятался.

Я все еще молчу, и это начинает его нервировать. Но сигаретапо-прежнему в зубах.

— Ты дурака не валяй, — говорит он, — поедем в Сан-Себастьянвместе. Там решим, что делать. А эту дрянь можешь сам пристрелить, она намбольше не понадобится, — кивает он на лежащую на постели женщину.

— И что мы будем делать? — наконец прерываю молчание.

— Заберем деньги и будем жить. У меня в машине естьдокументы с американскими визами, с их грин-картами. Нужно только приклеитьфотографии, любые. Есть и специально приготовленные печати. Можем наклеить нашифотографии и уехать в Америку. Или в любую другую страну. Там много документов.

— На те деньги, которые вы со своим президентом украли увашего народа? — уточняю я на всякий случай.

— Что такое народ? — кривит он губы. — Быдло, хамы, дрянь.Разве можно всех равнять?

— Это ты быдло. Деньги воруете у несчастных людей и прячетев швейцарских банках. Но уже поздно. Поздно. Я передал материалы о вашихденьгах во все столичные газеты. Вы со своим президентом проиграли. Слышишь ты,проиграли! Твой президент слетит со своего места. Будет грандиозный скандал, иэтот сукин сын ничего не добьется.

И тогда он дернулся. Но все-таки он очень опытный человек. Яне зря все время следил за его сигаретой. Почему он ее не доставал изо рта?Ведь она мешала ему говорить. Но после моих слов он левой рукой вынул изо ртасигарету, поднес ее к пепельнице, словно раздумывая, стоит ли ее тушить. Аправой мгновенно попытался достать оружие. Он сделал все очень профессионально.Но не настолько быстро, чтобы я не успел выстрелить ему в печень. Он дернулся,выронил пистолет, поднял на меня лицо и прохрипел:

— Дурак.

И тогда я выстрелил второй раз. После чего он затихокончательно. А я бросился к женщине. От ужаса она стонала, уже ничего несоображая. Я развязал ей руки, принес из кухни воды. Правда, предварительноубрав пистолеты обоих ее мучителей. В таких вопросах нельзя доверять никому.Она выпила воду. Я приказал ей быстро собирать вещи.

— Мы едем в Сан-Себастьян, — объявил я недавней пленнице.

Она кивнула мне, кажется, ничего не понимая. Я пошел накухню и выпил целых три стакана воды. Теперь, когда все шестеро былиуничтожены, я почувствовал себя лучше.

Мы вышли из дома через двадцать минут. Она успелапереодеться и собрать чемодан. Увидев внизу труп своего «мужа», которогоКасимов нанял для ее охраны, она снова застонала, но я не дал ей опомниться,быстро подтолкнул к дверям. На улице никого не было. Я огляделся: неужелиНадежда куда-то уехала? И в этот момент увидел, как она подъезжает к дому.

— Садитесь в машину, — приказал я Селичкиной. Та полезла назаднее сиденье. А Надя, оставив руль, выскочила из машины и, подбежав ко мне,бросилась на шею. Кажется, в этот день она решила выплакать всю свою норму. Ая, когда она кинулась мне на шею, потерял осторожность. Всего на мгновение, ноэтого было достаточно…

— Все хорошо, все кончилось, — шепнул я молодой женщине, —сейчас я вернусь. Подожди, только возьму чемоданчик в «Рено».

Я сделал несколько шагов, достал чемоданчик из машины. И вэтот момент послышался крик.

— Осторожно! — бросилась ко мне Надя.

Откуда мне было знать, что даже президент не доверяет своемуначальнику личной охраны. Видимо, он следил за этим подлецом. Рядом резкозатормозила «Вольво» и раздалась длинная автоматная очередь. Я успеваю увидетьв салоне машины двоих и чувствую, как оседает Надя. Все восемь пуль,предназначенных мне, приняло ее тело. Надя упала. Пронзительно закричаладевочка, пытаясь выбраться из машины.

В эти мгновения я пережил самую большую драму в своей жизни.Нет, не из-за смерти Нади. Ее смерть — это моя личная трагедия, и она всегдабудет со мной. Она умерла сразу, не мучаясь, с какой-то радостной улыбкой налице, словно не осознавая, что умирает. Дело в другом. В этот момент я увиделотъезжающий автомобиль и понял: если добегу до своей машины, то успею догнатьубийц. Догнать и покарать. Но тогда Саша, уже выбравшаяся из машины, вырветсяиз моих рук и, подбежав, увидит свою убитую мать. Я стою, выбирая единственноверное решение, всего секунду, может, две, не больше. Но мне кажется, стоювечность. Я не могу допустить, чтобы девочка увидела тело матери. Всю жизнь этакартина будет стоять у нее перед глазами. Я накажу убийцу, но потеряю девочку.Поэтому, крепко обхватив Сашеньку, прижав ее к себе, я шепчу какие-то слова.Больше, наверное, для себя, чем для нее. Я шепчу их и держу ее изо всех сил.Чтобы она не смотрела в сторону, где лежит ее мать. Нужно уезжать, а я не могудаже поцеловать Надю на прощанье. Вокруг уже собираются люди. Вы ведь меняпонимаете, правда?

Я сажаю девочку в машину и сразу отъезжаю от дома. Надя остаетсялежать на земле.

Теперь мне нужно срочно прорваться в Сан-Себастьян. Хорошоеще, что на франко-испанской границе нет пограничников и таможенной стражи.Отсюда до Сан-Себастьяна не больше трех часов езды.