Степан поставил локти на стол и сунул физиономию в сложенныековшиком ладони. Физиономия горела и неприятно кололась, а кожа казаласьслишком сухой и тонкой.

— Я ничего не понимаю, — с ходу сообщил появившийся напороге Белов, — что за дикая история?! И почему ты не стал ничего искать?

— Да потому что нечего искать. — Степан с силой потерколючие щеки и закрывающиеся глаза.

— Паш, мне не нравится, когда ты начинаешь говоритьзагадками. У тебя это плохо получается.

— Я не говорю загадками. — Степан никак не мог заставитьсебя взглянуть на зама. Что он станет делать, если взглянет и поймет, чтотетрадку вытащил Белов? Впрочем, он был почти уверен, что Белов тут ни при чем.— Я не стал ничего искать, потому что из сейфа поперли муркинскую тетрадку ибольше ничего.

Белов протяжно и выразительно свистнул:

— Ни хрена себе!

— Вот именно, — пробормотал Степан, — вот и я про то же…

Вернулся Чернов, покручивая на пальце ключи от машины.Брелок с символикой «тойоты» взблескивал стальным нестерпимым блескомНастроение у него ничуть не ухудшилось.

— Серегу я проводил, — доложил он бодро и швырнул Степану настол пустую файловую папку, — деньги сунул. Кстати, кто-нибудь знает, сколькоименно там было? Слишком много дать тоже плохо…

— Ну посчитал бы! — сказал Степан со злобой. — Что ж ты непосчитал?

Чернов сел в кресло перед Степановым столом, и некотороевремя все молчали.

— Прошу высказываться, — наконец велел Степан, — кто,по-вашему, попер муркинскую тетрадь? И куда он после этого делся? И где доэтого был?

— Что за тетрадь-то, я не пойму, — спросил прораб осторожно,— покойника нашего, что ли?

Степан молчал, уставившись на фигурку рабочего в стиле«техно», украшавшую его стол. У рабочего были металлические руки и ноги,вылупленные глаза-шурупы и каска на болтах, насквозь проткнувших плоскуюжелезную голову. Он очень напоминал Степану самого себя. По крайней мере самогосебя в данную минуту.

— Да мы у Муркина тетрадочку нашли, — пояснил Чернов, — ужепосле того, как менты все дело прикрыли. А в тетрадочке какие-то буковки ициферки нарисованы, мы так толком и не поняли, что за буковки с циферками. Атеперь ее из сейфа сперли.

Чернов, в отличие от Белова, никакого изумления не выразил идаже не задал исторического вопроса о том, что именно пропало из сейфа, еслиденьги — самое святое! — не взяли.

Это означает что-то или нет? И если означает, то что? И какпонять, что именно это означает и означает ли?

Где ты, где ты, так никем и не оцененный капитан Никоненко,сыщик-профессионал, знаток человеческой психологии, крещенный в сафоновскойцерковке и знающий о жизни все?

— Кофе готов, мальчики, — раздался от двери Сашин голосок, —а вам чайку, может, Валентин Петрович?

Она осторожно и ловко внесла огромный поднос, на которомвкусно и сытно дымился немецкий кофейник в красную и белую клетку — не какая-тотам безликая кофеварочная колба! — и отсвечивал сахарным боком разноцветныймармелад в брызжущей светом хрустальной мисочке, и холодная сырокопченаяколбаса лоснилась, уложенная в кружок на чистом блюдце, и глаз невозможно былооторвать от этого подноса, и нос начинал ловить все запахи, и на душе делалосьсветло и умильно, как у собаки, неожиданно получившей на завтрак килограмммолочных сосисок.

Где-то еще совсем недавно Степан уже чувствовал себя так жеумильно и расслабленно и точно так же напоминал себе, что расслабляться нельзя— вцепятся в шею, под самое горло, порвут, загрызут, ничего не оставят…

Ах да. Дома. Когда Иван и прибалтийская крыса усадили егочаевничать.

«Пап, ты купи нам завтра груш. И еще я никак не мог желтуюпижаму найти, а синюю Валентина Ивановна постирала. Ты мне найдешь потом,ладно, пап?»

— Итак? — повторил Степан неприятным голосом. — Саш, тебяэто тоже касается. Кто где был, кто кому звонил, кто откуда вернулся и у когоеще, кроме Петровича, среди ночи возникла острая необходимость съездить в офисза бумагой для принтера? Кто первый? Ты, Черный?

— Ты что, считаешь, что тетрадь кто-то из нас взял? —спросил Белов брезгливо.

— Считаю, — отрезал Степан.

— Тогда, выходит дело, и Муркина кто-то из нас укокошил, —сказал Чернов задумчиво. — Это ты, Павлик, здорово придумал. Толково. Никакихубийц искать не надо, сдал в ментуру кого-нибудь из нас, и все. Правильно,Павлик.

— Господи, о чем вы говорите! — вскрикнула Саша. — Какихубийц?! Ведь милиция сказала, что это был несчастный случай! Обыкновенныйнесчастный случай! Пьяный рабочий упал в котлован, только и всего!

Чашка мелко дрожала у нее в руке, кофе плескался о белыефарфоровые берега. Степан отвернулся, чтобы этого не видеть.

Господи, еще три дня назад он мечтал на ней жениться и былсовершенно уверен, что, если женится, все в его жизни и в жизни его сынанаконец-то встанет на свои места, а она так хладнокровно обманула его!

— Ну ладно, — сказал Чернов торопливо. Он опасался, что Сашачем-нибудь себя выдаст, и тогда положение будет не спасти, — раз так, то япервый отчитываюсь. Значит, уехал я часа в три прямиком на Профсоюзную. Там я сПолуйчиком лаялся часов до пяти, наверное. До полседьмого скакал по этажам,смотрел, кто чем занимается. Потом поехал на дачу.

— Куда? — переспросил Степан недоверчиво. Он отлично знал,что Черный дачу свою ненавидит и почти никогда на ней не бывает. Дача былапередана в полновластное тещино владение, а Чернов в нее только деньгивкладывал.

— На дачу я поехал, на дачу, — повторил Чернов, несколькоповысив голос, — чего это ты так изумился? Я с женой в очередном разводе.

— Внеплановом? — удивился Степан. Про семейную жизнь Черноваон тоже все знал. — Вроде у вас развод по плану на начало лета намечался?

— Намечался на начало, а получился сейчас. Но мы из графикане выйдем, мы в начале лета опять разводиться начнем…

У них был такой юмор, и всю жизнь они отлично понимали другдруга.

Ну и как жить, если подозревать даже самых близких?

Таких близких, как Черный, который хоронил Степанову мать,взяв на себя все, что нужно в таких случаях. Степан беспробудно и мрачно пил, ачерновские родители на своих шести сотках откармливали клубникой его сынаИвана.

Как жить, если окажется, что он, Павел Степанов, тридцативосьми лет от роду, ничего не знает о жизни и о людях вокруг него?!