– А как же?.. – растерянно пролепетал Симаков.

– Зотова? Ей пора на покой.

И Андрей Иванович повесил трубку.

Между тем сама Амалия Петровна в это время находилась там,где было весьма странно видеть столь почтенную даму в столь поздний час, – назаднем дворе пивного бара «Амулет», самого грязного и малопочтенного заведенияв городе Лесногорске.

Впрочем, Амалию Петровну там никто и не видел. Было темно, аона стояла в самой глубине двора.

Зотова нервничала. Ей было неприятно стоять здесь одной, вполной темноте. Однако ждать пришлось не слишком долго. Задняя дверь бараоткрылась, и оттуда вышло, вернее, выпало существо, похожее на огромноготаракана.

У существа было длинное туловище, короткие тонкие ноги ируки, маленькая рыжая головка, росшая прямо из плеч, без всякой шеи, иогромные, торчавшие в разные стороны рыжие усы. Нельзя было определить, сколькоему лет. Красное, отечное лицо казалось почти старческим, но Амалия Петровназнала – ему всего лишь двадцать три. Покачиваясь и что-то бормоча себе под нос,существо двинулось в глубину двора.

– Олежка! – тихо позвала Зотова, выступая из темноты.

Олежка остановился и завертел маленькой головкой. Наконец,заметив Зотову, он двинулся к ней. Как ни странно, он не был пьян. Глаза егосветились в темноте жестким желтоватым светом.

– Хочешь заработать тысячу долларов? Желтый свет в Олежкиныхглазах вспыхнул еще ярче.

– А че надо? – деловито спросил он.

* * *

Ему уже приходилось мочить. Год назад в колонии он поставилна перо одного фраера, который зарвался и сильно его доставал, все дразнилдебилом. Он и показал ему «дебила». Сделал все тики-так, даже братва ни о чемне догадалась. А чтоб совсем уж вовсе комар носа не подточил, сам пустилзаранее парашу, будто фраер тот куму стучал. Даже пачки хороших сигарет непожалел, подложил фраерку под матрац. Фраерок-то детдомовский был, один какперст. Передач ни от кого не получал. Вот-де и ссучился, продавал братву замелкие подачки.

Теперь представился случай повторить, да не просто, а затысячу зеленых. А потом еще и старуху можно будет попугать, заставить побольшераскошелиться: мол, пойду, расколюсь. К тому же замочить мягкую девку кудаинтересней, чем вонючего фраера. Девку эту он знал, беленькая такая,пухленькая. Надо будет сначала трахнуть ее со смаком, а потом уж… Нет, ему определенноподфартило!

С бабами у Олега всегда было сложно. Его тянуло кмолоденьким, сочненьким, свеженьким. Потасканные шлюхи из «Амулета» ему негодились. Брезговал он ими, к тому же подцепить боялся дрянь какую-нибудь. Амолоденькие, свеженькие от него шарахались. Только и слышал он от них: «Пошелты. Прусак! Воняет от тебя».

Кличка Прусак прилипла к нему с детства. Он к ней такпривык, что имя свое – Олег – почти , забыл, сам себя называл только Прусаком.Может, из-за клички и шарахались от него девки? Одна как-то объяснила: «Стобой, с Прусаком, пойдешь один раз, так потом ни один приличный пацан невзглянет, скажут, мол, тараканами воняет!»

А кровь молодая играет, аж в ушах звенит. Но ничего, он ещесвое возьмет, расквитается с ними. Будут у него настоящие бабки, любая пойдет,чем бы ни вонял…

На следующий день рано утром Прусак увидел, как девка вышлаиз подъезда и направилась к станции. Купив билет до Москвы и обратно, она селав электричку. Оставалось только ждать ее возвращения на станции, но так, чтобыникто не заметил и не спросил: «А что это ты, Прусак, целый день здесьсшиваешься?»

По дороге от станции до ее дома было несколько удобных мест.Хорошо бы она вернулась попозже, последней электричкой.

Валя Щербакова провела целый день в институте, потомпобродила по магазинам, потом заехала к подруге-сокурснице и сама не заметила,как засиделась до двенадцати.

Подруга предложила остаться ночевать, но Вале было неловко:в крошечной двухкомнатной «распашонке» жили родители подруги, младший братишкараскладушку поставить негде. К тому же не было с собой ни зубной щетки, нихалатика, да и на дежурство в больницу надо было выходить завтра рано утром. Вобщем, Валя уговоров не послушала и ночевать отказалась.

– Возьми хоть газовый баллончик, – сказала подруга, –городок у вас бандитский. И позвони мне, как приедешь. Я все равно часов додвух не сплю.

Валя едва успела на последнюю электричку. В вагоне былотепло, спокойно. Дремал немногочисленный припозднившийся подмосковный народец,милиционеры проходили каждые двадцать минут. В общем, бояться было нечего. Валя, тоже задремала.

В Лесногорске она вышла одна, на платформе – ни души. Отзыбкого света мигающих в ночном ветре фонарей Вале стало не по себе. Онапереложила газовый баллончик из сумки в карман куртки. Не то чтобы боялась – ейведь часто приходилось возвращаться поздно, но лучше бы сейчас на станцииоказался хоть кто-нибудь.

Самый короткий путь до дома лежал через сквер. Можно было,конечно, пройти по освещенным улицам, но тогда придется делать большой крюк, аона очень устала, просто засыпала на ходу.

На секунду какая-то длинная тень метнулась из фонарного лучаво мрак. Валя быстро зашагала, почти побежала к скверу. Несколько раз онаотчетливо различала позади звук шагов, оборачивалась, но улица была пуста.

В сквере не горело ни единого фонаря. Под ногамипохрустывала замерзшая к ночи слякоть. Шаги от этого делались слышней – нетолько собственные Валины шаги, но и чьи-то еще.

Теперь уже сомневаться не приходилось – кто-то шел за ней отсамой станции. Она побежала изо всех сил. Раздался топот бегущего следомчеловека. Он быстро приближался. Валя почувствовала совсем близко его тяжелое,прерывистое дыхание…

* * *

Приняв две таблетки мягкого английского снотворного, АмалияПетровна включила на небольшую громкость радиостанцию «Орфей», передававшуюспокойную классическую музыку. Потом легла в постель, погасила свет.

Она спала крепко и не услышала, как скрипнула отмычка всложном замке ее стальной двери, как в спальню вошли двое мужчин в тонкихрезиновых перчатках. Даже когда они включили маленький ночничок у изголовья еекровати, она не проснулась.

Амалия Петровна открыла глаза лишь тогда, когда ей аккуратнозалепили рот куском лейкопластыря.

Она задергалась, стала бессмысленно шарить руками повоздуху, но тут же чьи-то железные пальцы сжали ее запястья. На лицо ейопустили маленькую подушку, не прижимая. Она могла дышать, правда, с трудом, новидеть не могла ничего.