Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы вроде бы говорили о каком-то «тайнике монаха»[61] вэтой комнате? — обратился к полковнику Френк Бристоу.
— О! — воскликнул мистер Саттервейт. — А если… — он махнулрукой, требуя тишины, затем, прикрыв лоб ладонью, заговорил медленно инерешительно. — У меня появилась одна идея. Это только предположение, но онокажется мне вполне логичным. Допустим, что лорда Чарнли застрелили. Убийствопроизошло на террасе. Затем преступник и его сообщник перенесли тело в ДубовуюКомнату и положили рядом с правой рукой пистолет. Далее. «Самоубийство» лордаЧарнли ни у кого не должно вызывать сомнений, мне кажется, это очень легкосделать. Преступник в парчовом наряде и парике пересекает холл и направляется кДубовой Комнате, а его сообщник, стоя на лестнице, обращается к нему, как клорду Чарнли для того, чтобы у присутствующих создалось впечатление, что это иесть Регги Чарнли. Затем мнимый хозяин поместья входит в Дубовую Комнату,закрывает изнутри обе двери и стреляет в стену. Не забывайте, что в панеликомнаты уже есть следы пуль от дуэлей, так что никто не обратит внимания на ещеодну дырку. Затем убийца прячется в «тайнике монаха». Когда двери взломали и вкомнату вбежали люди, все они были уверены, что лорд Чарнли совершилсамоубийство. Других предположений ни у кого не возникло.
— Мне кажется, все это ерунда, — заявил полковник. — Незабывайте, что у Чарнли был повод лишить себя жизни.
— Да, письмо, которое нашли после его смерти, — продолжалстарый джентльмен. — Лживое, жестокое письмо, которое сочинила очень умная, нобессовестная женщина, желавшая сама стать леди Чарнли.
— Кого вы имеете в виду?
— Я имею в виду сообщницу Хьюго Чарнли, — заявил мистерСаттервейт. Знаете, Монктон, всем было известно, что этот человек мерзавец. Онбыл уверен, что унаследует титул, — резко повернувшись к леди Чарнли, старыйджентльмен спросил:
— Как звали девушку, написавшую это письмо?
— Моника Форд, — ответила та.
— Скажите, Монктон, это Моника Форд обратилась к лордуЧарнли, когда он направлялся в Дубовую Комнату?
— Да, теперь, когда вы спросили об этом, я припоминаю, чтоэто была она.
— О, это невозможно, — заявила Аликс. — Я… Я ходила к нейпотом по поводу этого письма. Она сказала, что все это правда. После этого яходила к Монике Форд только один раз, но она же не могла притворяться все этовремя.
Мистер Саттервейт посмотрел на Аспасию Глен.
— Могла, — спокойно заявил он. — Вероятно, у нее былизадатки талантливой актрисы.
— Но вы не объяснили еще одного, — заметил Френк Бристоу. —На террасе должны были остаться следы крови. Обязательно. Преступники не успелибы вытереть их в спешке.
— Не успели бы, — согласился старый джентльмен. — Зато онимогли сделать другое, и это заняло бы у них пару секунд: они могли бросить наокровавленный пол бухарский ковер. До этого вечера никто не видел ковра натеррасе.
— Думаю, что вы правы, — заявил Монктон. — Но все равно,рано или поздно, кровь надо было вытереть?
— Да, — ответил Саттервейт. — Глубокой ночью. Женщина скувшином или тазиком могла легко сделать это.
— А если бы ее кто-нибудь заметил?
— Это не имело бы значения, — заявил старый джентльмен. — Яже говорю о том, что произошло на самом деле. Я сказал: женщина с кувшином илитазиком. Если бы я сказал «Плачущая Леди с Серебряным Кувшином», вы бы сразупоняли, за кого ее могли принять в ту ночь. — Саттервейт встал и подошел к АспасииГлен. — Вы же так и сделали, правда? Теперь вас называют Женщиной с Шарфом, нотогда вы сыграли свою первую роль — роль Плачущей Леди о Серебряным Кувшином.Вот почему вы нечаянно опрокинули сейчас кофейную чашку. Когда вы увидели этукартину, вы испугались. Вы думали, что кто-то обо всем знает.
Леди Чарнли вытянула вперед бледную руку.
— Моника Форд, — прошептала она. — Теперь я узнала тебя.
Аспасия Глен с криком вскочила с кресла. Она оттолкнулатщедушного Саттервейта и приблизилась к мистеру Квину. Сотрясаясь всем телом,актриса начала:
— Значит, я была права: кто-то действительно знал! Вы здесьломаете комедию, притворяясь, что только сейчас додумались до всего этого. Номеня не обмануть, — она показала на мистера Квина. — Это вы были там. Вы стоялиза окном и смотрели в комнату. Вы видели, что мы сделали, Хьюго и я. Я знала,что кто-то смотрит на нас, чувствовала это все время. Но когда я поднималаголову, за окном никого не было. И все же я понимала, что за нами кто-тонаблюдает. Один раз мне показалось, что в окне мелькнуло чье-то лицо. Все этигоды я жила в страхе. А потом увидела эту картину и узнала вас. Вы с самогоначала знали, что произошло в поместье Чарнли на самом деле. Но почему вырешили заговорить именно сейчас — вот что я хочу знать!
— Наверное, для того, чтобы мертвые спали спокойно, —произнес мистер Квин.
Неожиданно Аспасия Глен метнулась к двери и, остановившисьна пороге, с вызовом бросила:
— Делайте, что хотите. Что из того, что вы все слышали моепризнание? Мне наплевать. Наплевать! Я любила Хьюго и помогла ему совершить этоужасное преступление, а он потом бросил меня. В прошлом году он умер. Можетесообщать в полицию, если вам угодно. Но, как сказал этот маленький сморщенныйджентльмен, я замечательная актриса, так что меня будет не так-то просто найти!— и мисс Глен с силой хлопнула дверью.
Несколько минут спустя все услышали, как стукнула дверьпарадного входа.
— Регги, — заплакала леди Чарнли, — Регги! — слезы ручьямикатились по ее щекам. — О, мой дорогой, мой дорогой! Теперь я могу вернуться всвое поместье и жить там с Дики. Я могу рассказать ему правду об отце — о самомзамечательном, самом прекрасном человеке в мире.
— Надо серьезно подумать о том, что мы можем предпринять вданной ситуации, — заявил полковник Монктон. — Аликс, моя дорогая, если выразрешите мне проводить вас домой, я буду рад поговорить с вами на эту тему.
Леди Чарнли встала. Она подошла к мистеру Саттервейту,положила руки ему на плечи и очень нежно поцеловала его.
— После того, как я была мертва столько лет, как чудесноснова начать жить, — произнесла она. — Да, все эти годы я была как будтомертвой. Спасибо вам, дорогой мистер Саттервейт!
Женщина вышла из комнаты вместе с полковником. Старыйджентльмен пристально смотрел им вслед. Френк Бристоу, о существовании которогоСаттервейт и позабыл, проворчал что-то.