Выйдя из гостиной, мистер Саттертуэйт церемонно простился смиссис Грэм. Наверх вели две лестницы: одна была рядом с дверью гостиной,другая — в противоположном конце коридора. Мистер Саттертуэйт направился кдальней лестнице, миссис Грэм с сыном к ближней. Сбежавший раньше всех ДжерардЭннсли тоже поднялся к себе по ближней лестнице.

— Мэйбл, прихвати сразу гитару, — посоветовала Мейдж, — нето утром непременно забудешь. Вам ведь в такую рань вставать!

— Идемте, идемте, мистер Саттертуэйт! — затараторила Дорис,хватая его под руку и увлекая за собой. — Рано в кровать, рано вставать… — ну,и так далее!

Мейдж подхватила его под другую руку, и они втроем дружнопобежали по коридору под звонкий смех Дорис. Возле лестницы они остановилисьподождать Дэвида Кили, который следовал за ними более степенно, выключая попути свет. Все четверо поднялись наверх.

На другое утро мистер Саттертуэйт уже готовился спуститься кзавтраку, когда в дверь тихонько постучали и вошла Мейдж Кили. Лицо ее былосмертельно бледно, она вся дрожала.

— Ах, мистер Саттертуэйт, мистер Саттертуэйт!..

— Деточка, что случилось? — Он взял ее за руку.

— Мэйбл… Мэйбл Эннсли…

— Да?

Что-то случилось. Но что? Что-то страшное, понял он. Мейджедва могла говорить.

— Сегодня ночью она повесилась… У себя в комнате напритолоке. Это такой ужас! — И она разрыдалась.

— Повесилась?.. Невозможно! Непостижимо!

Он постарался как-то утешить ее в своей старомодной манере,после чего поспешил вниз. Внизу он нашел расстроенного и вконец растерявшегосяДэвида Кили.

— Саттертуэйт, в полицию я уже позвонил — доктор сказал, чтоэто обязательно. Он только что закончил осмотр.., осмотр… О Господи, как этовсе неприятно! Наверное, она была страшно несчастлива, раз так с собой… И этаее вчерашняя песня — вот уж право, лебединая! Да и сама она была похожа налебедя. На черного лебедя…

— Да.

— «Лебединая песня», — повторил Кили. — Видно, у нее уже тогдабыло что-то на уме, да?

— По всей видимости, да. Во всяком случае, очень на этопохоже.

Замявшись, он спросил, нельзя ли ему… Если, конечно…

Хозяин угадал, о чем он так сбивчиво просит.

— Да, разумеется, если хотите. Я и забыл, что людскиетрагедии — ваша penchant[65].

Он повел мистера Саттертуэйта наверх по широкой лестнице.Наверху сразу же возле лестничной площадки с одной стороны находилась комнатаРоджера Грэма, с другой — комната его матери. Дверь последней была приоткрыта,и из щели выплывала тоненькая струйка дыма.

Мистер Саттертуэйт слегка удивился. Глядя на миссис Грэм, онни за что бы не подумал, что эта почтенная дама может курить в столь раннийчас. Точнее говоря, он вообще до сих пор не подозревал, что она курит.

Они прошли по коридору до предпоследней двери иостановились. Дэвид Кили вошел в комнату первым, мистер Саттертуэйт за ним.

За дверью располагалась небольшая спальня, по видимости,мужская. Боковая дверь вела из нее в смежную комнату. Войдя в эту вторуюкомнату, они тут же увидели конец веревки, которая все еще болталась на крюке,вбитом в притолоку. А на кровати…

Мистер Саттертуэйт некоторое время глядел на постель, наворох синего шифона с рюшами и оборками, которые так напоминали птичьи перья.Глянув на лицо, он старался уже ни на что больше не смотреть.

Он перевел взгляд на входную дверь, на которой висел обрывокверевки, а с нее — на боковую дверь.

— Дверь между комнатами была заперта?

— Нет. Во всяком случае, служанка сказала, что нет.

— Эннсли спал? Он что-нибудь слышал?

— Говорит, ничего.

— Трудно представить, — пробормотал мистер Саттертуэйт и ещераз взглянул на лежащее на кровати тело.

— Где он?

— Кто — Эннсли? Внизу, с доктором.

Спустившись вниз, они обнаружили, что прибыл инспекторполиции. Мистер Саттертуэйт был приятно удивлен, узнав в нем своего старогознакомого — инспектора Уинкфилда. Инспектор вместе с врачом поднялся наверх иоттуда через несколько минут передал, что просит всех собраться в гостиной.

Шторы уже были задернуты, и вся комната имела траурный вид.Заплаканная Дорис Коулз-то и дело промокала глаза носовым платком. Мейджвыглядела теперь решительно и настороженно — кажется, она уже вполне овладеласобой. Миссис Грэм была спокойна, как всегда, и сидела с лицом серьезным ибесстрастным. Больше всех, по-видимому, трагедия поразила ее сына: он былпросто сам не свой. Дэвид Кили, как обычно, маячил где-то на заднем плане.

Овдовевший супруг сидел один, несколько в стороне отостальных. Он пребывал в странном оцепенении и, кажется, не совсем понимал, чтопроизошло.

Мистер Саттертуэйт, внешне спокойный, на самом деле былпереполнен чувством ответственности и сознанием долга, который ему вскорепредстояло выполнить.

Инспектор Уинкфилд, в сопровождении доктора Морриса, вошел вгостиную и закрыл за собою дверь. Откашлявшись, он заговорил:

— Произошло печальное событие. Да, очень печальное событие.Поэтому я обязан задать всем вам несколько вопросов. Думаю, возражений небудет. Начну с мистера Эннсли. Простите мой вопрос, сэр, но я хочу знать, невысказывала ли ваша супруга намерения покончить с собой?

Мистер Саттертуэйт открыл уже было рот, но, поразмыслив,закрыл его опять. Время еще есть, решил он. Не стоит спешить.

— Покончить с собой?.. Н-нет, по-моему, нет.

Ответ прозвучал до такой степени нерешительно, что всесобравшиеся в гостиной украдкой бросили на Эннсли удивленные взгляды.

— Вы что, не совсем уверены, сэр?

— Нет… То есть уверен… Не высказывала.

— Понятно. А вы знали о каких-либо ее переживаниях?

— Нет. Нет, я… не знал.

— И она вам ничего такого не говорила? Например, что что-тоее угнетает?

— Н-нет… Ничего такого не говорила.

Что бы там инспектор ни подумал, вслух он не сказал ничего.Вместо этого он перешел к следующему вопросу:

— Опишите вкратце события вчерашнего вечера.