Троеградский бросил на меня пытливый взгляд. Возможно,заметил мое позеленевшее лицо, наклонился к Уховертову, что-то шепнул. Тоткивнул и тоже посмотрел на меня внимательно.

Не сдамся, мелькнула злая мысль. И не мечтайте. Я прав,я вижу, что надвигается, а вы погрязли в мелких драчках, вы – дряговичи сполянами, семичи с древлянами! Уже нет полян и древлян, даже печенегов иполовцев нет, все в Руси, а потом и в России, сегодня набирает скорость процессслияния в еще более крупные структуры! Россия обязательно сольется… но с кем: сКитаем, Европой, Америкой? К счастью, еще можно успеть выбрать. Проворониммомент – решат без нас. В любом случае будет не слияние, скажем же вконце концов честно, ну что мы за страусы такие, а поглощение сильным болееслабого! Сейчас уже не только Штаты сильнее нас: крепче стоят на ногахэкономики и военной техники как Европа с Китаем, так и Япония с Индией. Дажеарабские страны и то сильнее. По крайней мере, сильнее духом. Но лучше пустьнаши дети заговорят на английском, чем на китайском…

Так же со стиснутыми челюстями я выслушал и решение бюровынести этот вопрос на съезд. Там же решится и кого изберут на поструководителя РНИ, то есть на то место, которое сейчас под моей задницей.

Вместе со мной вышли Чуев и Уховертов. Я не был уверен,что ими движет: сострадание к товарищу по партии, что ошибся, или же стараютсяпонять, насколько я тверд в своих выводах. То, что не стараются добитьповерженного, уверен, оба достаточно щепетильны в выборе средств политическойборьбы, но все-таки…

Я повернулся к Чуеву, он спросил первым:

– Борис Борисович, что случилось, почему так резко повернулина сто восемьдесят градусов?

Мимо нас проходили делегаты, прижимаясь к стенам, в старинукоридоры были еще уже, чем сейчас, а перестроить нельзя: историческая ценность.Некоторые останавливались послушать, создавая толчею еще больше.

– Разве я не объяснил? – ответил я.

– Да, но…

– Я и на ступеньках говорю то же самое, – ответиля, – что и на пороге. Давайте наконец-то расставим точки над «i».Я имею в виду в отношении наших претензий к США. Мы их долбаем за бивисов,за культуру ниже плинтуса, за половую вседозволенность, за политкорректность, чтоуже разрешает браки не только однополые, но и с животными, с трупами, бьем завмешательство в дела других стран… перечислять можно долго, но…

Уховертов слушал внимательно, ядовито поинтересовался:

– Теперь скажете, зря нападаем?

– Нападаем и критикуем совершенно справедливо. Правда,никогда не упоминаем то, что делают правильно. Это как бы само собойразумеется, Америка и должна быть правильной, мудрой и никогда не ошибающейся,верно? Тем самым мы, сами того не желая, даем Штатам очень высокую оценку. Настольковысокую, что выше просто уже не бывает! Не так ли?

Некоторые порывались возразить, Чуев остановил их властнымдвижением, ваше время придет позже, поинтересовался критическим тоном:

– Если претендуют на мировое господство, то исоответствовать должны мировым критериям, не так ли?

– А если что не так, сразу по рылу?

– Вот именно, – с удовольствием подтвердил Чуев. –По мохнатому юсовскому рылу.

– Вот-вот, – подхватил Уховертов. – А вотношении России – дело другое. Ее надо любить и быть ей преданным уже натом основании, что наша. И неважно, какие глупости или преступлениясовершает – наша! За нашесть все простительно. Даже простительно все, еслипонимаете разницу.

Лысенко распахнул дверь своего кабинета, он за спиной Чуева,толпа выходящих делегатов затолкала нас вовнутрь, где Чуев, абсолютно необращая внимания, где мы сейчас, да хоть в женском туалете, сказал язвительно:

– Пока еще понимаю. Но вот когда лезете в дебри за бананами…

– За бананами лезут не в дебри!

– А куда?

– На пальму!

– Вам виднее, – сказал Чуев добродушно, – но яимел в виду, что Борис Борисович повернул очень уж круто. Если бы он былполитиком, то начал бы издалека. В смысле, постепенно снижал бы накалстрастей, что-то в действиях юсовцев находил бы терпимое, человеческое…

Из-за столов редакторской комнаты внимательно следилиГвоздев, Светлана Омельченко, Крылан. Гвоздев встретился со мной взглядом, вего глазах я прочел сильнейшее осуждение.

Уховертов подумал, покачал головой.

– Нет, по крайней мере в одном он прав: события нарастаютстремительно. Во всем! И чтобы преуспеть, надо сразу быка за рога. Нашфюрер поступил правильно… Одно только не понял еще: не слишком ли велик риск?Борис Борисович, риск не чрезмерен? Не внесет ли такой тактический ход смятениев ряды?

Я вздохнул, сказал тоскливо:

– Да, я политик, но неужели мы всегда должны вести себя какполитики? А как же чувство справедливости? Разве только ради сиюминутнойвыгоды я хочу сближения с Америкой? Неужели рынок заполз в наши души такглубоко, что все меряем рублем и выгодой? Это не тактика, это стратегия.Неужели мы не можем поддержать Америку уже потому, что она… права?

Наступило ледяное молчание, Чуев выдохнул:

– Америка? Права?

Крылан, Светлана, из-за дальнего стола пугливо выглядываютШургин и Орлов, все смотрят с недоумением, только Гвоздев выпрямился, в глазахпоявился стальной блеск, челюсти стиснулись, вздулись тугие желваки. Во взглядеблеснуло острое, как лезвие обнаженного ножа, я даже не думал, что увыглядевшего мягким Гвоздева взгляд может быть таким жестким.

Я вздохнул.

– Абсолютно правых на свете нет. Конечно, не считая нас.Хотя и мы бываем не всегда и не совсем. Так что и Америка… гм… Но в той жеАмерике наряду со всей грязью, что хлынула к нам в виде наркомании, гомосеков,«не будь героем», политкорректности, словом, перечислять можно долго, есть ито, что выгодно отличает даже от Европы…

– Что?

– Пуританская мораль. Это в Европе гомосеки ходят свободно,им разрешены браки друг с другом, в Европе наркоманам выдают шприцы и бесплатнодозы, а в Штатах гомосеков время от времени бьют, их не принимают в армию…словом, там с ними идет борьба! И если присоединимся, то консервативнаяпартия получит мощное подкрепление! И вообще белое население вздохнетсвободнее, снова станет большинством. Здесь мы лишь сотрясаем воздух пустымилозунгами, спившийся народ нас не слышит, а там…

Чуев сказал скептически:

– А почему вы решили, что спившийся народ кому-тонужен? Той же Америке?

– Я думал об этом, – признался я. – Все-такиплюсы перевешивают. Мы – белая раса, способная к наукам, в то время какнегры и латиносы, как вы знаете, только в спорте что-то могут, а с мозгами уних туго, но главное в том, что мы встанем единой стеной против наступленияазиатов. Я уж не говорю, что несметные богатства недр будут в полном распоряжениинашего объединенного народа…