Я отмахнулся.

– Моя команда тоже знает, какой я замечательный. Вернее,знала.

Она не приняла шутки, сказала серьезно:

– Борис Борисович, я же вижу, как и вы провожаете взглядамикрасивых женщин…

– Я?

– Ну ладно, не провожаете, но быстренько так это оцениваете.Одним беглым взглядом. Может быть, даже раздеваете…

– Юлия!

– Ох, простите, – сказала она с лицемернымраскаянием, – я хотела сказать, что раздеваете и тут же быстренько ицеломудренно одеваете. И разговариваете с уже одетой. Но некоторые из вашихсотрудников предпочитают разговаривать с… неодетыми женщинами. Думаете, мы,женщины, этого не замечаем? Сразу скажу, справедливости ради, что эти мужчиныне пользуются интересом у женщин. Ну, разве что у очень озабоченных, естьтакие, но и те чаще всего предпочитают с ними не связываться. Вы – нетакой, сразу скажу. Вы – настоящий, мужчины стараются с такими дружить, аженщины – прятаться за их надежными спинами. Однако не все вашунастоящесть видят сразу!

Я отмахнулся.

– Фиг с ними!

Она покачала головой.

– Нет, Борис Борисович. Вы лидер уже не крохотной никому неизвестной партии. С сегодняшнего дня она приобретет известность. От васзависит, будет ли эта известность на один день, или же вы сумеете этуизвестность превратить в устойчивый приток новых людей. Но если вы лидерпартии, которая стремится заполучить как можно больше влияния и голосовизбирателей, вы должны выглядеть…

– Это будет брехня, – возразил я. – Обман. Разве япохож на жулика?

Она мягко усмехнулась, покачала головой.

– Ваша замечательность видна только тем, кто с вамипообщается несколько часов, а лучше – дней. Но вам, как политическомудеятелю, придется общаться со многими людьми, встречи с которыми больше неповторятся. К примеру, вы собираетесь ездить по регионам? Вот то-то. Понятноже, вам надо будет переломить то впечатление, что постараются сформировать овас ваши противники. Потому вы сразу должны выглядеть как серьезныйполитический деятель. Я к чему сказала про то, что все вы провожаетевзглядом женщин? Так же точно вы мгновенно оцениваете и мужчин. Любого, всех.И еще до того, как раскроет рот и заговорит, у вас уже успеваетсформироваться о нем мнение, полученное от зрения. Точно так же оценивают ивас, Борис Борисович. Вам напомнить, что девяносто пять процентов всейинформации любой из нас получает от зрения?.. А пять процентов – отвсего остального?

Я представил, как ехидно сказал бы Бронштейн, что винтересах партии можно побыть и красивым, а если партия велит, то и вааще… номне партия сейчас ничего не велит, сейчас вообще непонятно, какова ее воля, ибопосле сегодняшнего бюро нет единой воли, всяк заговорил свое.

– Да, – ответил я, – в интересах партии можноказаться и красивым, и мудрым. Но потом сыр выпадет…

Она перебила:

– Не выпадет!..

– А если?

– Вы умеете говорить, – отрезала она. –А флер категоричности, который многие вам ставят в вину, только придаетвашему имиджу черточки решительности, крутости.

– Теперь надо бы политкорректности…

– Людей от политкорректности тошнит, – возразилаона. – Политкорректность – вчерашний день, только многие этого еще нечувствуют! Что в вас и привлекало, так это резкость высказываний и…предложений. Сейчас вы сказали такое, такое… ну, не буду о политике, оценю сточки зрения имиджмейкера: привлекательное! Привлекающее. Сейчас вас будутслушать с особенным вниманим. Воспользуйтесь этим! Позвольте, я помогу вам. Язнаю, как.

Я вздохнул, сказал, сдаваясь:

– Ладно, Юлия. Что именно вы хотите?

Она мягко улыбнулась:

– Ох, Борис Борисович… У вас хорошая машина?

– Отличная, – сказал я. – Опель-астра-купе. Мнеочень нравится.

– Тюнингованная?

– Нет, – ответил я и объяснил: – Все, что раньше вопеле тюнинговали, в этом году встроили в базовую модель. У меня онапрактически первая в Москве!

– Ого!

– Так что мой опелек выглядит стильнее, чем навороченныймерс или бентли!

Она кивнула, все еще улыбалась, но я ощутил, что машина ееинтересует меньше всего, женщины не понимают нашей любви к автомобилям.

– Правила соблюдаете?

– Конечно, – удивился я. – Всегда! Ну, почтивсегда. Разве что уж на абсолютно пустой дороге, когда я точно знаю, что никтоне видит…

Она снова кивнула, глаза смеялись.

– Так-как, правила дорожного движения соблюдаете! Это ипонятно, не соблюдай правил, что творилось бы на дорогах?.. Обращаете вниманиена красный, желтый и зеленый свет, на множество знаков, объясняющих, что можно,а что нельзя…

Я промолчал, она говорила элементарные вещи, глупо какспорить, так и подтверждать. А она взяла меня дружески под руку, мы пошлипо коридору, она продолжала почти вкрадчиво, хотя должно бы звучать победно:

– Хорошие манеры – те же самые знаки. Разница в том,что правила автомобилиста нужно соблюдать только в машине, а хорошиеманеры – везде. Правда, вы сделали уместную оговорку насчет мест, когдавас никто-никто не видит. Так, конечно, со спущенными штанами на унитазе выможете и в носу ковыряться, и рожу кривить…

Я заворчал, не хочу, чтобы такая элегантная женщинапредставляла меня на унитазе да еще со спущенными штанами, хотя с надетымивыглядел бы там еще глупее, она засмеялась тихим музыкальным смехом и сказаладоверительно:

– Борис Борисович, вы начинаете серьезную войну. Неотказывайтесь от оружия, что на расстоянии протянутой руки.

Через пятнадцать минут мы уже садились в мою машину. Немерс, конечно, но и не чудовищный жигуль, уютный опель-астра-купе, что значит,двухдверный, с двумя роскошными сиденьями, впрочем, на заднее сиденье можнобрать пассажиров, переднее сиденье отодвигается, складывается, в салоне весьмыслимый комфорт, вплоть до того, что часы на панели постоянно подстраиваютсяпо сигналам со спутника.

Юлия с удовольствием опустилась на правое сиденье, я вырулилсо стоянки, переспросил:

– Но вы уверены, что так поздно работают магазины?

Она засмеялась:

– Вы же сами объясняли, что есть круглосуточные!

– Я имел в виду гастрономы, – пробормоталя. – И всякие там ликеро-водочные…

– Есть-есть, – заверила она. – Доверьтесь мне.

– Уже доверился, – сообщил я.

Нежный аромат заполнил машину. Я не сразу догадался,что это такие духи, вспомнил детский вопрос: «Папа, а зачем женщины красятся иполиваются духами?» – и ответ мудрого папы: «Ну как тебе объяснить…Возьмем, к примеру, ловушку для тараканов…» В этот миг я ощутил себятараканом, которого уже потянуло в ловушку, сосуд греха, как говорил, кажется,Соломон. Или не Соломон, неважно, Интернет сделал информацию всеобщей, а чужуюмудрость доступной всем и каждому.