– Говорите, отец хочет видеть Себастьяна? – переспросила я,пропустив мимо ушей всю прочую чушь. – Ну что ж, тогда придется его разбудить.Постучите посильней, позовите его, он и откроет.

– Осмелюсь сказать, мадемуазель, я уже все кулаки себеотбила, стучавши, – сообщила мамаша Мишю. – Нет, тут что-то не так.

– А может, мсье молится и не хочет прерывать молитву? –хихикнула Барбара.

Мамаша Мишю не удостоила ее даже взгляда:

– Пойдемте, мадемуазель! Ваш батюшка начнет беспокоиться,если ваш братец долго не придет. А всякое беспокойство ему очень вредно!

Очень не хотелось мне куда-то тащиться, так бы и просидела всвоей комнате день, неделю, месяц… Но делать было нечего, и я пошла с мамашейМишю, оставив Барбару продолжать уборку.

Мы подошли к комнате Себастьяна, и я осторожно стукнула вдверь:

– Братец, отворите!

У меня даже судорога по телу прошла от фальши, котораяпрозвучала в моем голосе. Но мамаша Мишю ничего не заметила, не почувствовала.Она приложила ухо к двери и напряженно вслушивалась. Нахмурилась, покачалаголовой:

– Тихо!

Она шептала, как если бы за дверью и в самом деле находился– вот глупости! – спящий человек, которого она опасалась разбудить. И тут же,противореча сама себе, велела мне:

– Зовите громче, мадемуазель!

– Себастьян! – почти закричала я. – Откройте! Вас зоветотец!

Никакого ответа.

– Клянусь господом, мадемуазель, тут дело нечистое! –послышался голос Барбары. – Уже и мертвый проснулся бы. Осмелюсь сказать,надобно бы кликнуть разносчика из зеленной лавки.

– Да ты с ума не сошла ли? – огрызнулась я. – При чем туттвой любовник?

– При том, мадемуазель, что он самый сильный мужчина в нашемквартале, – хихикнула Барбара. – Ему дверь выломать – раз плюнуть. А без этого,по всему видно, не обойтись. В окно-то не влезть, ставни заложены изнутри.Придется дверь ломать, ясное дело.

– Деваться некуда, мадемуазель, – поддакнула мамаша Мишю. –Похоже, дело и впрямь нечистое.

И она быстренько осенила себя крестным знамением. То жепроделала Барбара.

– Ладно, – проговорила я неохотно. – Поди кликни разносчика…как его там…

– Ксавье, его зовут Ксавье! – выкрикнула Барбара и, подобравюбки, кинулась из дому, безудержно радуясь возможности повидать своеголюбовника.

Неведомо, сколько она будет за ним бегать. Может быть, онидаже улучат минуточку свернуть в какой-нибудь двор, чтобы доказать друг дружкесвою пылкую любовь. Думаю, сгодится также и какая-нибудь кладовая в зеленнойлавке.

– Где там молодой мсье Жерарди? – послышался голос доктора.– Его настоятельно зовет отец.

– Скажите моему отцу, что Себастьян должен был ненадолгоотлучиться в монастырь, – повернулась я к доктору. – Скажите, что за нимприслали. Скажите, что мы не знаем, вернется ли он.

– Хм, такая весть может очень расстроить вашего батюшку, –покачал головой доктор. – А в его положении малейшее расстройство можетоказаться роковым. Не лучше ли сказать, что мсье Себастьян отлучился, дабыпозвать еще одного доктора, которого я ему посоветовал?

– Да скажите что хотите, какая разница, – огрызнулась я. –Черт, да где же Барбара с ее разносчиком?

Мамаша Мишю посмотрела на меня неодобрительно и благочестивоперекрестила рот. Ох уж мне ханжи разного рода! Неужто она никогда нечертыхается?!

Однако обращение к врагу рода человеческого бывает иногдаочень действенным. Я это и прежде замечала, заметила и на сей раз.

Дверь отворилась, вбежала Барбара в сопровождении ражегодетины с тупым выражением лица. Стало быть, вот он какой, хваленый разносчик…Ну да, плечи у него были широченные, а ручищи огроменные. Правда, понадобилосьнемало времени, прежде чем до него дошло, что он должен своими ручищамисделать. Ну а потом все произошло очень быстро. Разносчик прислонился ктяжеленной дубовой двери, повел плечом раз, другой, крякнул… раздался грохот –и дверь слетела с петель.

Разносчик не удержался на ногах и первым влетел в полутемнуюкомнату. Барбара споро отворила ставни. Разносчик поглядел на кровать, стоявшуюв алькове и полускрытую пологом, пожал плечами и на цыпочках направился квыходу, приложив палец к губам.

– Мсье крепко спит, – прошептал он громко. – Онвсего-навсего спит. Я могу идти?

– Иди, иди, – рассеянно пробормотала я. – Иди с богом!

Разносчик ушел, Барбара выскочила за ним, хихикая и виляяюбкой. Легко догадаться, куда они направятся и чем займутся теперь.

Впрочем, мне это было совершенно неинтересно. Я немедленнозабыла о парочке, потому что смотрела на альков.

Доктор обогнул меня и приблизился к кровати. Склонился, чутьповернул голову. Мамаша Мишю, словно услышав зов, деловито засеменила к нему,переваливаясь с боку на бок. Не помню, упоминала ли я о том, что она была дочрезвычайности толста и сильно напоминала утку, которая ходит вперевалочку?Впрочем, сие не имеет никакой важности…

Мамаша Мишю наклонилась над кроватью – и тотчас отпрянула. Иперекрестилась. И обернулась, и воззрилась на меня, прикрывая рот ладонью…

Ну, теперь и мне пришлось подойти и увидеть то, на что смотрелиони.

Себастьян лежал поверх покрывала. Он снял только рясу исапоги и остался в простой рубахе и брюках. Ноги его были босы и ужезакоченели. Только босые его пальцы, странно торчащие в разные стороны, инаводили на мысль о смерти, потому что лицо, спокойное, умиротворенное, былолицом спящего человека, за коего его и принял туповатый разносчик. Однако он неспал… не спал уже несколько часов!

Руки его были вольно разбросаны по обе стороны. Они былиневероятно белы, и та царапина, которую я оставила на его запястье вечером, ужетоже побледнела, поблекла.

– Мсье… – простонала мадам Мишю. – Бедный! Бедняжечка!

Я молчала, неотрывно глядя на брата. У него было такоеодухотворенное лицо… Он был необыкновенно красив. Я ведь толком и не могла егораньше разглядеть. К тому же раньше выражение похоти, ненависти, жадностипорядком искажало его лицо. А теперь…

– Он мертв, – тихо сказала я и покачала головой, как бы неверя. – Да он ведь мертв!