– Я не успела позавтракать, – пояснила Алёна причину своегоклинического аппетита Клер, которая подвигала к ней поближе еще и масленку, инож. – Думала, быстро с пробежки вернусь, а свернула не туда и вместо дороги наМулян оказалась в Нуайере. Лишних километров шесть отмахала, никак не меньше. Яподруге звонила, чтоб она не волновалась. Теперь вот подкрепилась – спасибо вамогромное! – и потихоньку пойду.

– Опять пешком? В Мулян? – с ужасом воззрилась на нее Клер.– Ничего себе!

– Да и что? – хохотнула Алёна. – Я очень люблю ходитьпешком.

– А я люблю ездить, – сказала Клер. – Обожаю свой пикапчик.Я бы вас с удовольствием подвезла, но почтовый фургон из Монбара, сжелезнодорожной станции, задерживается, мне нужно его дождаться, а потом письмаи газеты сортировать. Вы даже пешком успеете добраться. Хм, какие у васмаршруты разнообразные… Вчера я вас видела на дороге в Самбур, сегодня здесь.

И тут Алёну осенило. Клер видела ее на дороге в Самбур.Правильно, ее пикапчик мелькнул мимо просеки, где сначала стояли косуля скосуленком, а потом туда хотел свернуть человек на мопеде. А значит, Клер моглавидеть мопедиста! Она здесь всех знает, не могла его не узнать, даром что нанем были каска и очки, которые делали его похожим на немецкого автоматчика. Емутолько прорезиненного плаща не хватало и автомата в руки.

Прорезиненного плаща? Плащ… дождь…

Дождь!

Алёна вдруг поняла, почему ее так мучило это слово. Дождь,поля, доходящие до самого Муляна, зеленый автомобиль… Она почувствовала, чтоможет не спрашивать Клер, видела ли та человека на мопеде и узнала ли его.Алёна и сама угадала, кто он такой. Другое дело, что по-прежнему оставаласьнепонятной причина, по которой он напал на нее. Но, может быть, это все жевыяснится.

А может быть, и нет. Вряд ли старуха и ее пособник станут сАлёной объясняться и в своих грехах перед ней исповедоваться. Придется и дальшесамой соображать. И если насчет старухиных грехов хоть что-то понятно, тонасчет ее пособника по-прежнему темновата вода во облацех.

Хотя что тут темного? Все как раз ясно. А он-то был уверен,конечно, что Алёна ни о чем не догадается…

Интересно, почему ее все считают такой дурой? Древняя жеистина, что внешность обманчива.

Ну ладно, пора идти искать такси. Первоочередная ее задача –добраться до Муляна и убедиться, что дома все в порядке. Остальное, в том числесрывание всех и всяческих масок, – немного погодя.

– Спасибо вам огромное! – Алёна оперлась на стойку, чтобывстать на свои усталые ноги. – Я уже вполне…

Какой-то конверт соскользнул со стойки на пол. Онанаклонилась поднять и не поверила глазам. Даже засмеялась, глядя на него.

– Что там такое? – спросила Клер.

– Да вот конверт, – показала Алёна. – Кто-то забыл написатьадрес. Нет, ну я понимаю – забыть или не захотеть написать, от кого и откудаписьмо. Анонимка получается. Но не написать, куда и кому ! Прямо фантастикакакая-то.

– Да ну, пустяки, дело житейское, – сказала Клер, совершеннокак Карлсон, который живет на крыше. – Довольно часто бывает, раз или два вмесяц непременно такие письма попадутся. Сейчас, честно говоря, гораздо меньше,потому что люди вообще редко письма пишут, предпочитают по электронной почтеобщаться или эсэмэсками перекидываться. А лет двадцать назад еще много писали,ну и безадресные послания нередко встречались. Мы, конечно, их возвращали пообратным адресам, отправителям, но у меня сохранились несколько писем илиоткрыток, которые отправляли туристы, бывшие в Нуайере проездом. Они жили внашей гостинице «Le chвteau Archabeaux», «Замок Аршамбо», и посылали сувенирныеоткрыточки с видами Нуайера. Куда – надписать забывали, а обратный адрес простотак ставили: Нуайер-сюр-Серен, отель «Замок Аршамбо». И даже фамилию свою неставили! И что с ними делать прикажете? Да вот сами посмотрите, у меня тут таки валяются некоторые письма. Надо было бы выбросить, конечно, а мне жалко.Вдруг, думаю, кому-то понадобится, вдруг объявятся люди, которые их писали.

Клер вытащила из ящика несколько открыток и письмо в длинномбелом конверте (вернее, не в белом, а в пожелтевшем от времени). Алёнарассмотрела открыточки, посмеялась над наивными, восторженными описаниями рекиСерен, шато, собора Сен-Мартин и вообще Нуайера с его осенними ярмарками виноделов,потом глянула на конверт – да так и замерла. На нем не было ни адресаотправителя, ни адреса получателя, а на месте последнего значилось тольконаписанное беглым, сильно наклонным почерком имя: Patric Gйrard.

Патрик Жерар!

– Он мертв, – тихо сказала я и покачала головой, как бы неверя. – Да он ведь мертв!

Доктор мрачно хмыкнул, не отводя глаз от Себастьяна:

– Да уж, мертвей не бывает.

– Ой, а ваш-то батюшка его ждет! – взрыдала мамаша Мишю. –Как он такой удар переживет? Только обрел сына – и тотчас потерял егобезвозвратно!

– Отцу нельзя говорить, – сквозь зубы, с невероятным трудомвыдавила я. – Он этого не перенесет. Лучше сообщить, что Себастьян вернулся навремя в монастырь.

– Разумно, – нехотя кивнул доктор и повернулся к двери. –Другого выхода нет. Я сам ему скажу, так, чтобы он на сына не обиделся, неразволновался. Скажу, что за молодым мсье Жерарди прислали от…

Он внезапно умолк. Умолк и уставился на дверь, сорванную спетель и небрежно прислоненную к стене. Собственно, смотрел он не на всю дверь,а на замочную скважину.

– Очень странно, – пробормотал доктор. – Очень странно!

– Что? – всхлипывая, повернулась к нему мамаша Мишю. – Чтовы говорите, сударь?

– Дверь была заперта, но где же ключ? – тихо сказал доктор.– Где ключ, которым заперся мсье Себастьян перед тем, как лечь в постель иумереть?

Я тупо огляделась.

– Может, под кровать залетел? – предположила сиделка.

Вдруг оживившись, скорбящая мамаша Мишю плюхнулась на колении заглянула под кровать. Раздалось ее громкое чиханье. Ничего удивительного, яже говорила, что в комнате давным-давно не убирали. Наконец женщина поднялась,утирая лицо.

– Ох и пылища там! Но ключа нету.

– Да куда бы ему деваться? – раздраженно пожала я плечами. –О чем вы вообще говорите, доктор? Мой брат умер, умер по неведомой причине, авы о каком-то ключе…