А потом закрыл дверь.

И тут же в будке через дорогу зазвонил телефон.

«Не буду отвечать, — подумал я. — Это он. Ледянойчеловек».

Телефон продолжал звонить.

Нет, это Пег.

Телефон звонил.

Это он.

— Заткнись! — заорал я.

Телефон замолчал.

Не выдержав тяжести собственного тела, я рухнул в постель.

Стоя на пороге, Крамли недоуменно моргал.

— Господи помилуй! Вы знаете, который час?

Мы стояли, не спуская друг с друга глаз, словно боксеры, ужеизмотавшие один другого до одури и теперь не соображающие, куда бы упасть.

Я не мог придумать, что сказать, и потому произнес:

— «Слишком хорошо стали смотреть за мной в последнеевремя».[122]

— Пароль верный. Шекспир. Входите. Он провел меня черезвесь дом, туда, где, благоухая кофе, булькал на плите большой кофейник.

— Корпел допоздна над своим шедевром. — Крамликивнул на пишущую машинку, видневшуюся в спальне. Из нее свисал длинный желтыйлист — словно муза дразнилась, высунув язык.

— Пишу на казенной бумаге, на ней больше помещается.Мне, наверно, чудится, что если дойду до конца обычного листа, то и продолжатьне стану. Господи, ну и видок у вас! Приснилось что-то страшное?

— Хуже не бывает! — И я рассказал ему свой сон — ипро парикмахерскую, и про сто тысяч за проданный сценарий, и про ночноечудовище, и про то, как я кричал на него, а оно, стеная, удалилось, и я осталсяжив-живехонек.

— Надо же! — Крамли налил в две большие чашкичего-то густого и булькающего, как лава. — У вас даже сны интереснее, чему меня.

— Но что сей сон значит? Что мы никогда ничего в жизнине добьемся? Если я и дальше буду бедствовать и не опубликую ни одной книжки,окажусь неудачником! Но выходит, если у меня купят роман, издадут его и на моемсчете в банке заведутся деньги, я опять же оказываюсь неудачником, да? Значит,все друг друга ненавидят? А друзья? Умеют ли хотя бы они прощать? Вы старшеменя, Крамли, растолкуйте мне этот сон. Почему чудовище хотело меня убить?Почему мне пришлось отказаться от денег? Что все это значит?

— Черт его знает, — хмыкнул Крамли. — Я же непсихиатр.

— Может, А. Л. Чужак меня вразумит?

— Вот-вот, нагадает на кофейной гуще, прочтет спотолка. Нет уж! А записать этот сон не собираетесь? Другим вы всегда этосоветуете…

— Когда немного успокоюсь. По дороге к вам, всегонесколько минут назад, я вспомнил, что мой доктор когда-то предлагал сводитьменя на экскурсию в анатомический театр. Слава Богу, у меня хватило умаотказаться. А то я действительно мог бы сказать, что за мной «слишком хорошостали смотреть в последнее время». А сейчас у меня просто ум за разум заходит.Все вертится в голове — как очистить львиную клетку? Как разгладить простынипод старой леди с канарейками? Как отвлечь Кэла-парикмахера от Джоплина? Какзащитить ночью Фанни, ведь она на другом конце города, а я еще и без оружия?

— Пейте кофе, — посоветовал Крамли. Я порылся вкармане и вынул фотографию Кэла со Скоттом Джоплином, только головы у Скотта небыло. И рассказал Крамли, где нашел снимок.

— Кто-то украл голову с фотографии. А Кэл увидел это,понял, что песенка его спета, и унес ноги из Венеции.

— Ну, это не убийство, — заметил Крамли.

— То же самое, — возразил я.

— То же самое, что «бывает, и свиньи летают». Переходимк слушанию следующего дела, как говорят в суде.

— Кто-то опоил Сэма чем-то очень крепким. И он умер.Кто-то затолкал Джимми под воду в ванне, и он утонул. Кто-то натравил полициюна Пьетро, его забрали, и это его убьет. Кто-то просто встал над леди сканарейками и напугал ее до смерти. Кто-то запихнул мертвого старика в львинуюклетку.

— Кстати, от следователя получены кое-какие данные обэтом старике, — прервал меня Крамли. — В крови полно алкоголя.

— Естественно. Кто-то накачал его джином, огрел поголове, уже мертвого стащил к каналу и засунул в клетку, а сам пошел себе ксвоему автомобилю или просто домой где-то здесь, в Венеции. Правда, он был весьмокрый, но в такой дождь кто обратит внимание на промокшего человека без зонта?

— Чушь! Нет уж, позвольте покрепче: маразматическиебредни! Да ни один судья не купится на такие бездарные выдумки. Люди мрут.Происходят несчастные случаи. Мотив! Дайте мне мотив, черт побери. А у васничего нет, все построено на идиотской песенке: «Поздно ночью на крылечке язаметил человечка, тут в глазах забегало, а его как не было». И сегодня егоснова не было! Господи, хотел бы я, чтобы он убежал, сплыл! Подумайте сами.Если этот так называемый убийца и впрямь существует, то нам известен толькоодин человек, который имел касательство ко всем этим происшествиям: вы!

— Я? Да неужели вы думаете…

— Не думаю. Успокойтесь. Не таращьте на меня своикруглые кроличьи глаза. Подождите, я кое-что вам покажу.

Крамли подошел к полке с книгами, висевшей на одной из стенв кухне (книжные полки в его доме были в каждой комнате), и снял с неетолстенный том.

Он бросил его на кухонный стол. Полное собрание сочиненийШекспира.

— Бессмысленное злодейство, — проговорил он.

— Что?

— У Шекспира его полно, да и у вас тоже, и у меня, ивообще у всех и каждого. Бессмысленная злобность. Вас эти слова ни на что ненаводят? А ведь они означают, что какой-то подонок бегает по городу и делаетсвое грязное дело без всякой причины. Или это нам кажется, что без причины.

— Без причины никто не будет творить бесчинства, дажеподонки.

— Да ну? — ласково фыркнул Крамли. — До чегоже мы наивны! Если хотите знать, половина задержанных у нас на участке — этоте, кто едет на красный свет и давит пешеходов, те, кто избивает жен, стреляетв друзей, и никто из них не может вспомнить, зачем они это делали. Мотивы-то,конечно, есть, но так глубоко запрятаны, что без динамита до них не доберешься.А того типа, которого вы стараетесь найти, пуская в ход вашу подогретую виски ипивом логику, если он и вправду существует, разыскать нет возможности: ведь нетни мотива, ни подоплеки, ни улик. Он и будет себе разгуливать без горя и забот,если только вам не удастся собрать доказательства — косточку за косточкой,чтобы выстроить всю цепочку.