В руке у меня очутилось что-то холодное — пиво.

— Да! — вздохнул Крамли. — На вас смотретьстрашно. Бедняга.

И он обнял меня. Никогда бы не подумал, что Крамли способенкого-то обнять, даже женщину.

— Осторожно! — воскликнул я. — Я сделан изстекла!

— Я узнал сегодня утром, в Центральном отделении.Приятель сказал. Я вам сочувствую, малыш. Знаю, что вы были большими друзьями.Ваш список при вас?

Мы вышли в джунгли, где раздавалось только стрекотаниесверчков да доносились откуда-то из глубин дома жалобы Сеговии, тоскующей покаким-то давно прошедшим дням, когда солнце в Севилье не заходило сорок восемьчасов.

Я нашел в кармане свой несчастный измятый список и протянулего Крамли.

— С чего это вы им заинтересовались?

— Да так, ни с того ни с сего, — ответилКрамли. — Просто вы разожгли мое любопытство. Он сел и начал читать.

Старик в львиной клетке. Убит, оружие неизвестно.

Леди, торговавшая канарейками. Напугана.

Пьетро Массинелло. В тюрьме.

Джимми. Утонул в ванне.

Сэм. Умер. Кто-то опоил его спиртным.

Фанни.

И недавняя приписка:

Задохнулась.

Другие возможные жертвы:

Генри — слепой

Энни Оукли — хозяйка тира

А. Л. Чужак — психиатр-мошенник

Джон Уилкс Хопвуд

Констанция Реттиген

Мистер Формтень

Приписка: нет, его надо вычеркнуть

Я сам.

Крамли повертел список в руках, всмотрелся в него еще раз,перечитал фамилии.

— Да, друг! Настоящий зверинец. А я-то почему сюда непопал?

— Потому что все перечисленные здесь чем-то пришиблены.А вы? Вас не пришибешь. У вас собственный стартер.

— Это только с тех пор, как мы встретились,малыш. — Крамли осекся и покраснел. — А себя-то вы почему сюдавписали?

— Потому что я до смерти напуган.

— Понятно, но у вас тоже есть собственный стартер, иработает он безотказно. Так что, следуя вашей логике, вам бояться нечего. А вотчто делать с остальными? Они так торопятся убежать от всего, что, того и гляди,сорвутся с утеса.

Крамли снова повертел список, не глядя на меня, и началчитать фамилии вслух.

Я остановил его:

— Ну так как?

— Что «ну так как»?

— Больше ждать нельзя, — сказал я. —Приступайте к гипнозу, Крамли. Ради всего святого, верните меня в тот вечер.

— Господи помилуй! — проговорил Крамли.

— Вы должны проделать это не откладывая. Сегодня же.Обязаны.

— Господи! Ну хорошо, хорошо. Садитесь. Даже лучше —ложитесь. Выключить свет? Боже, дайте я выпью чего-нибудь покрепче Я сбегал застульями и поставил их в ряд друг за другом.

— Вот это вагон в том ночном трамвае, — поясниля. — Я сидел здесь. Сядьте позади меня. Я сбегал на кухню и принес Крамливиски.

— Надо, чтобы от вас пахло так же, как от него.

— Вот за этот штрих огромное спасибо. — Крамлиопрокинул виски в рот и закрыл глаза. — Ничем глупее в жизни не занимался.

— Замолчите и пейте.

Он опрокинул вторую порцию. Я сел. Потом, подумав, вскочил ипоставил пластинку с записью африканской бури. На дом сразу обрушился ливень,он бушевал и за стенками большого красного трамвая. Я притушил свет.

— Ну вот, отлично.

— Заткнитесь и закройте ваши гляделки, — сказалКрамли. — Боже! Не представляю, с чего начинать?

— Ш-ш-ш. Как можно мягче.

— Ш-ш-ш, тихо. Все хорошо, малыш. Засыпайте.

Я внимательно слушал.

— Едем тихо, — гудел Крамли, сидя за моей спиной ввагоне трамвая, едущего ночью под дождем. — Спокойствие. Тишина. Расслабьтесь.Легче. Поворачиваем мягко. Дождь стучит тихо.

Он начинал входить в ритм, и, судя по голосу, ему этонравилось.

— Тихо Мягко. Спокойно. Поздно. Далеко за полночь.Дождь каплет, тихий дождь, — шептал Крамли. — Где вы сейчас, малыш?

— Сплю, — сонно пробормотал я.

— Спите и едете. Едете и спите, — гудел он. —Вы в трамвае?

— В трамвае, — пробормотал я. — А дождьполивает. Ночь — Так, так. Сидите в вагоне. Едем дальше. Прямо черезКалвер-Сити, мимо студии. Поздно, уже поздно, в трамвае никого, только вы икто-то еще.

— Кто-то, — прошептал я.

— Кто-то пьяный.

— Пьяный, — повторил я.

— Шатается, шатается, болтает-болтает. Бормоток,шепоток, слышите его, сынок?

— Слышу шепот, бормотание, болтовню, — проговориля.

И трамвай поехал дальше, сквозь ночь, сквозь мрак инепогоду, а я сидел в нем послушный, основательно усыпленный, но весь — слух,весь — ожидание, покачивался из стороны в сторону, голова опущена, руки, какнеживые, на коленях.

— Слышите его голос, сынок?

— Слышу.

— Чувствуете, как от него пахнет?

— Чувствую.

— Дождь усилился?

— Усилился.

— Темно?

— Темно.

— Вы в трамвае, все равно как под водой, такой сильныйдождь, а сзади вас кто-то раскачивается, стонет, шепчет, бормочет…

— Ддд…, ааа…

— Слышно вам, что он говорит?

— Почти.

— Глубже, тише, легче, несемся, трясемся, катимся.Слышите его голос?

— Да.

— Что он говорит?

— Он…

— Спим, спим, крепко, глубоко. Слушайте. Он обдавал мойзатылок дыханием, теплым от виски.

— Ну что? Что?

— Он говорит…

В голове у меня раздался скрежет, трамвай сделал поворот. Изпроводов полетели искры. Ударил гром.

— Ха! — заорал я. — Ха! — И еще раз: