Взяв горстями его густые волосы, я оттолкнула их в сторону,как подобравшегося зверя. Обнажилась четкая гладкая линия спины. Он повернулголову набок и смотрел на меня сквозь толщу волос. В нем не было страха — былобесконечное терпение, готовность и голод.

Я встала над ним на четвереньки, оседлала его тело иприльнула ртом к коже. Я пролизала дорожку от плеча до плеча, но этого быломало. Я укусила его, слегка, и он чуть шевельнулся подо мной. Я укусиласильнее, и он чуть пискнул. Я сжала зубы так, что ощутила его плоть во рту, егомясо. Мне хотелось порвать его, съесть его в буквальном смысле. Желание былопочти неодолимым. Я рухнула на него, прильнув щекой к его спине, и лежала, покане овладела собой. Но аромат его кожи, ее гладкость под моей щекой, подъемы испады дыхания подо мной — это было слишком. Я не съем его буквально, нонапитаться мне надо.

Я укусила кожу спины, втянула ее в рот и не сталаостанавливаться на этот раз, пока не ощутила металлическую сладость крови. Длятого, что хотел завершить зверь, крови было мало. Но я отодвинулась от раны ипошла дальше. Я покрывала спину Натэниела следами своих зубов, и все чаще в нихоказывалась кровь. Как будто чем больше я это делала, тем труднее былоконтролировать себя.

Тело напрягалось от запаха свежей крови, наполняло меняжаром и страстями скорее пищевыми, чем сексуальными. Я сидела верхом, глядя наего спину, на свою работу. Кровь текла тонкими капельками из нескольких ран, нов основном были только отпечатки зубов. И этого было мало.

Я скользнула руками под его шорты сзади, осторожно проведяногтями по коже. Он задергался, попытался подняться на кровати, и я толкнулаего назад.

— Нет, — сказала я, и он затих под моими руками.

И я стянула с него шорты, оставив его голым. Расставив емуноги так, чтобы можно было вставить между ними колено, я нагнулась к этойгладкой нетронутой коже и отметила ее зубами. Здесь больше можно было набратьплоти в рот, и более мягкой. Я наполняла рот, пускала кровь красными горячимикругами, пока не услышала, как он постанывает. И не от боли.

Я поднялась на колени и стала глядеть на раны, и мнехотелось ранить его еще и еще.

Тогда я сбросила топ и шорты. Обнаженным телом я навалиласьна его голую спину, на ягодицы, растирая по телу кровь из его ран. «Да, да,да!» — повторял Натэниел, тяжело дыша. Голод его давил, как тяжесть, кактяжелая туча, нависшая над нами. Она душила, отнимала возможность мыслить — такон этого хотел. Этого, не секса, а вот этого. Он так давно хотел, чтобы я егоподавила, подчинила, взяла.

Мика меня хотел, но это было желание относительнонезнакомого мужчины. Мужчины, который хочет красивую и сильную подругу. Но уНатэниела было другое. Его желание нарастало, годами, в минуты тысячиблизостей, тысячи отказов. Оно нарастало как давящая тяжесть в теле, в уме. Онодавило его к земле, заполняло его, и он не мог от него избавиться. Я поняла,почему Жан-Клод сказал, что мы кормимся от тех, к кому нас уже тянет. Намногобольше можно было взять от Натэниела, и долгая наша история превратила эту едув пир.

Я спускалась по его телу, впиваясь в кожу, на этот раз ужене пуская кровь. Потом я легла щекой на его ягодицы, борясь с собой, чтобы незапустить руку вокруг, спереди. Борясь с растущим желанием. Я не буду еготрогать, так — не буду. Когда я смогла себе довериться, я расставила ему ногикак можно шире и пошла вниз, кусая, метя нетронутые зоны, подбираясь, пока я неувидела его, зажатым между телом и кроватью. Я хотела лизнуть его туда,покатать яички во рту. Но я себе не доверяла. Я уже покрыла кровью его спину иягодицы, и я не была в себе уверена, не могла ручаться, что я сделаю и что нет.И я пошла ртом обратно, не тронув его, и его вожделение и мое били как летниемолнии, почти сюда, почти сюда. Я пробежала языком по тонкому краю кожи позадияичек, и Натэниел вскрикнул.

Я всосала кожу, втянула ее в рот длинной полосой,обрабатывая ее языком и зубами, и давление разорвалось, как разрывается бурейдолго собиравшаяся гроза. Он выкрикивал мое имя, а я полосовала ему ляжкиногтями и боролась с двумя видами голода, каждый из которых подмывал оторвать,откусить эту тонкую полоску кожи. Когда все кончилось, я оторвалась от негочуть-чуть, чтобы увидеть, что я его не пометила, даже не пометила зубами. Ялежала на кровати меж его ног, одной рукой обняв его за бедро, другая оказаласьподо мной, и слушала, как стучит мое сердце.

Мы лежали неподвижно, если не считать судорожного дыхания.Какой-то звук заставил меня посмотреть поверх ноги Натэниела, приподнявшись сгладкой, израненной кожи его ягодицы.

Посередине комнаты стоял Джейсон, держа в руках что-то вродекандалов. Глаза у него были чуть навыкате и дыхание чуть чаще обычного.

Мне надо было бы смутиться, но ardeurнасытился, зверьсвернулся внутри меня как довольный кот. Слишком мне было хорошо, чтобысмущаться.

— Ты давно уже смотришь? — Даже мой голос звучаллениво и довольно.

Ему пришлось прокашляться, чтобы ответить:

— Прилично уже.

Я снова залезла на Натэниела, вытянувшись вдоль, приложиласьщекой к его лицу и шепнула:

— Как ты?

— Хорошо. — Это был шепот.

— Я тебе не очень больно сделала?

— Это было... чудесно. Боже мой, это было... лучше, чемя себе воображал.

Я встала, погладила его по волосам, повернулась к Джейсону,все еще стоящему посреди комнаты.

— Почему ты меня не остановил?

— Жан-Клод боялся, что ты вырвешь Натэниелу горло илисделаешь что-нибудь в этом роде, грязное. — Голос Джейсона вернулся кнорме, только чуть-чуть слышалась в нем неуверенность. — Но я смотрел. Икаждый раз, когда я думал, что пора вмешаться, ты брала себя в руки. Каждыйраз, когда мне казалось, что ты теряешь контроль, ты его обретала. Ты оседлалаголод, ты укротила его.

Я ощутила, что Жан-Клод проснулся, вздохнул впервые. Он менятоже ощутил, ощутил, как я лежу голая на теле Натэниела, учуял запах свежейкрови, ощутил, что я напиталась, и хорошо. Я почувствовала, что он идет ко мне,спешит ко мне, привлеченный запахом крови, теплой плотью, сексом — и мной.

— Жан-Клод идет, — сказал Джейсон.

— Я знаю.

Джейсон подошел к изножью кровати и стал смотреть на нас, наменя. Его глаза не отрывались от меня. Почти все мое тело было скрыто бокомНатэниела, но он смотрел на то, что было открыто. Если бы я не заглянула раньшев его сердце, я бы разозлилась. Или велела бы ему перестать, но сейчас я незнала, что сказать. Он хотел меня ради меня самой, не навсегда, а на ночь, надень, на неделю, иногда. Чувства Джейсона ко мне были, наверное, самыми неосложненными из всех, которые испытывали ко мне в жизни мужчины. Отсутствиесложности имеет свои хорошие стороны, даже когда ardeurуже прошел.