– Ну, усаживайся, усаживайся, – хлопоталастарушка. – А Женька-то мой пошел дверь чинить соседу вашему, доктору,важному такому, громкому. И пропал что-то, вот уж час как нет его, а хотелбыстро обернуться. Должно быть, не сладилось там у них с дверью-то. Ну даничего, мы с тобой сейчас почаевничаем, посплетничаем, ты мне новостирасскажешь…

Тоня взяла в руки горячую чашку и подула на чай.

– Да особых новостей нет, Степанида Семеновна, –сказала она. Хотела продолжить, но старушка внезапно спросила:

– А ты чтой-то какая задумчивая, а, красавица моя? Тебямуж, что ли, обидел?

Тоня взглянула на Степаниду, изумленная еепроницательностью. Она не успела ничего ответить, как та продолжила:

– Точно, обидел. Да ты не расстраивайся, вот отогреешься,и тебе полегче станет. Пей чай-то, пей.

Она протянула морщинистую руку и провела по Тониной голове.От неожиданной ласки у Тони на глазах выступили слезы, но она сдержалась. Еслиуж дома не разревелась, то здесь тем более нечего. И внезапно для себя началарассказывать про то, как обнаружила листочек со стихами в старом комоде, какВиктор решил, что кто-то специально его подложил, как они начали осматриватьдом, менять замки и как в конце концов он накричал на нее. Степанида слушаламолча, иногда покачивая головой. Когда Тоня закончила, она встала за чайником,подлила ей чаю и сказала:

– Вот что, девушка, я тебе скажу. Что Витька твой тебяобидел – это плохо, конечно. Но то, что к тебе в дом неизвестно кто лазит, кудахуже, Тоня, куда хуже! И даже вот какая мне в голову мысль запала: а неподходит ли тут с какого боку Глафира несчастная, упокой, господи, ее душугрешную?

Широко раскрыв глаза, Тоня уставилась на старушку.

– Да что вы, Степанида Семеновна, при чем же тутГлафира?!

– А не знаю, не знаю. Может, ни при чем, а может, оченьдаже и при чем. Виктор твой парень умный, он зря тревожиться не станет. Сдаетсямне, Тонюшка, нехорошие дела у вас в доме творятся.

– Что же мне делать? – растерянно спросила Тоня.

– Ой, голубонька, сказала б я тебе, да ты ведь моегосовета не послушаешься.

– Скажите, Степанида Семеновна!

– Уезжала бы ты, доченька. Пожила бы в Москве, уродителей своих. Да и вообще, глупость вы сделали, что сюда приехали. Ну ладно,мы с Женькой тут зимуем – я старуха древняя, всю жизнь тут прожила, а онбобыль, да ему ничего и не надо. А ты-то что себя тут хоронишь? Ни дела у тебянет, ни друзей. В Калинове ведь когда хорошо – летом да осенью ранней. Асейчас… Снег один, да вороны на столбах, да Орлова, соседка моя, по огородуходит – та же ворона, разве что клюва нет. А рот откроет, каркнет – ну чистоворона!

Тоня даже не улыбнулась. Старушка прямо и без обиняковвысказала ей то, что она и сама думала, но в чем боялась себе признаться.

– А как же Виктор? – помолчав, спросилаона. – Он ведь в Москву не поедет.

– Это да… – согласилась Степанида. – Ему дом,как свет в окошке. Мужику-то разве плохо? Он весь день на работе пропадает,вечером возвращается – а тут и жена с ужином. А ты, голубонька, дома сидишь,никуда и не денешься отсюда, а ему-то не одно ли, куда возвращаться – в дом ли,в квартиру ли? Ну, муженек твой здесь перезимует. Авось додумается, чтоглупость сделал несусветную, да продаст домину.

– Нет, как же так? Я же не могу его одного здесьбросить. Ой, что вы, Степанида Семеновна, я ведь ему не кто-нибудь, а жена!

– Ну смотри, жена! – вздохнула Степанида. – Авсе же лучше б уехать тебе. Не ровен час, еще что случится…

– Да бог с вами, ничего не случится. А Витя простоустал, наверное, потому и сорвался. Ладно, Степанида Семеновна, пойду я домой.Спасибо вам огромное. Вы меня успокоили, отошла я у вас.

– Ладно, ладно тебе, – проворчала та. –Все-таки послушала бы меня, старую.

– Не могу я так, Степанида Семеновна, – покачалаголовой Тоня, застегивая куртку. – Не могу.

Она попрощалась со старушкой и пошла домой. На душе у неестало немного легче.

Вечером к тете Шуре нагрянули Колька с Сашкой. Пока матьготовила ужин, братья вышли покурить и уселись на скамейку перед домом.

– Блин, яйца бы не отморозить, – поежилсяСашка, – холодина какая!

– Тебе, может, оно б и на пользу пошло, –отозвался Николай, кутаясь в старый, еще дедов, тулуп. – Глядишь, женилсябы.

– Да ты че, Коль, кому я без этого дела сдалсябы? – расхохотался Сашка.

– Много кому, баб вокруг – немерено, все мужика ищут,да чтоб не просто, а замуж. А ты, может, и перестал бы по всяким… бегать.

– Ну, тебя послушаешь, так в самом деле отморозишь.

Сашка встал и начал перетаптываться на месте.

– Колян, смотри-ка! – прищурился он. – Кто жтам стоит? Вон, около дома нового.

– Кажись, тетка, мамаша того мужика, который домпостроил. Так она что же, получается, и в зиму здесь останется?

– Похоже на то. Что она сейчас-то выползла?

Фигура у дома на другой стороне стояла неподвижно. Виднобыло только белое пятно лица, повернутое в сторону почтальонова дома.

– Чего ей тут делать? – покачал головойКолька. – Заживо себя хоронить только.

– Ну, может, не она сама себя хоронит.

– Ты о чем?

– Да разное говорят. – Сашка бросил окурок в снеги проследил за ним взглядом. – Я слышал, что-то с ней нечисто. Будто бы еесынок мамашу боится в городе держать, вот и привез сюда. Вроде от Москвыполсотни километров всего, на машине за полчаса доехать можно, а никуда так-тоотсюда и не денешься. А заодно он и пацанов своих в Калиново привозит.

– Не пацанов, – машинально поправил Колька, –у него парень и девка.

– Ну, один хрен. Короче, детей.

– Так чего он боится-то?

– Да я откуда знаю? Судили ее за что-то, вот. Не то заубийство, не то еще за что похлеще.

Колька присвистнул и покачал головой.

– А ты чего ж раньше не говорил?

– Да как-то не приходилось, забывал все.

– Э-эй! – раздался с крыльца голос тетиШуры. – У меня все готово. Хватит морозиться, накурились уже.

Братья последний раз взглянули на одинокую фигуру, застывшуюперед палисадником, и пошли к себе.

А Ольга Сергеевна Орлова так и осталась стоять неподвижно,глядя на почтальонов дом, окна которого светились между деревьев.

Двадцать лет назад

Сегодня они собрались за сараем Степаниды. Парни отпросилисьна часок, а Витька вообще перед бабушкой не отчитывался: ушел и ушел. Место засараем было надежное: днем Степанида спала, и можно было без помех обсудитьвсе, что собирались. Девчонок на обсуждение плана решили не брать, потому чтопользы от них все равно бы не было, а вот проблемы вполне могли возникнуть.Женька – та вообще сразу сказала, что идея Витьки – ерунда и вообще дело оченьопасное, но тут ее обрезал Мишка, сказав, мол, неизвестно еще, что опаснее.Женька, смотревшая на старшего брата, как на бога, тут же заткнулась, но навсякий случай решили ее в подробности не посвящать. А Юлька… ну, Юлька вообщебыла бы лишней, только тряслась бы от страха и приставала к Витьке со всякимиглупостями. У Витьки имелись свои причины видеть Юльку как можно реже, но онпросто сказал, что она девчонка и может матери проболтаться. Это решило вопросокончательно, поэтому они обсуждали план впятером.