Он замолчал. Мишка тоже не говорил ни слова, только сидел спомрачневшим лицом.

– Ты правда думаешь, – выдавил он наконец, –что тот урод кого-нибудь из нас… из наших… может убить?

– Вполне, – искренне сказал Витька. – Если быне думал, не затевал бы ничего.

– Тогда давай, в самом деле, на завтра. Ладно, мыотчалили. Пошли, Сень.

Оба встали и скрылись за подсолнухами. Витька задумчивопосмотрел им вслед и поздравил себя: если бы сейчас ему не удалось уговоритьМишку, на его авторитете можно было бы ставить крест. Но вроде бы убедил. Черт,ведь неожиданно – вот что главное! Но говорил он, похоже, проникновенно иубедительно. Еще и стихи откуда-то вылезли, ни к селу ни к городу.

Витька вспомнил, как цитировал Бродского, и рассмеялся. Надоже! Но ведь прокатило, и еще как прокатило. Вот что значит талант!

Довольный собой, Витька поднялся и осторожно пошел по следамМишки с Сенькой, не думая ни о состоявшемся разговоре, ни о завтрашнем вечере.

Хи-хи, всполошились! Ишь, сколько суеты, и все из-за одноймаленькой бумажки со стихами. А ты вспомнил, правда? Сразу вспомнил, потому изапаниковал.

Вот оно! Вот это сладостное чувство, которое охватываетменя, когда я вижу твое растерянное лицо. Правда, пока только растерянное…

Я не могу даже представить, какое же ощущение овладеет мной,когда я сделаю то, что надо. Наверное, это будет счастье.

Ищи, ищи. Думай, думай. Кричи на нее, глупую…

Скоро я приду к тебе еще раз, и на этот раз я буду ближе. Апотом совсем близко.

А потом тебя не будет.

Одеваясь, она взяла с собой банку и засунула ее в пакет. Ктознает, вдруг у Антонины нет лишних банок. И что тогда? А так – пожалуйста, тарас собой. Стараясь подбодрить себя этими веселенькими мыслями, Тоня вышла изакрыла дверь. Новый замок запирался плохо: мастер предупредил, что так ибудет, пока он не разработается. Интересно, подумала она, сколько еще ждать.Ключ провернулся с таким трудом, что даже пальцам стало больно. Тоня огляделачерные деревья, постояла в нерешительности на крыльце и шагнула на дорожку.

Поле теперь было покрыто снегом, и за Тоней осталась дорожкаследов. Ей пришла в голову сумасшедшая мысль, что Виктор захочет за нейпроследить и легко найдет ее по следам, как зверя. «Что за глупости, –поморщилась она, – перестань ерундой голову забивать». Легко было сказать– перестань, когда дом Антонины уже показался за лесом, но гораздо сложнеесделать: в голову, как назло, полезли бредовые, страшные мысли. Тоня ускорилашаг, обогнула лес и вышла к забору.

Калитка оказалась открытой, но колоды во дворе не было, чтоона отметила с облегчением. Тоня прошла вокруг дома и постучалась в ближнееокно. Отдернулась занавеска, и за стеклом показалось хмурое, заспанное темноелицо. Несколько секунд Антонина не сводила с Тони взгляда раскосых темных глаз,потом занавеска закрылась. Через минуту послышалось, как стукнула входнаядверь, и Тоня пошла обратно.

Ведьма – по-другому Тоня страшную женщину уже не называла –куталась в большой черный платок, стоя на крыльце в тапочках на босу ногу. Тонязацепилась взглядом за ее крепкие, жилистые, все в синих венах ноги и никак немогла начать говорить.

– Что таращишься? – хрипло спросилаАнтонина. – Чего пришла-то, говори.

– У меня… – начала Тоня, – закончился… вот…

Она вытащила из пакета банку и показала ее Антонине.

– И от меня тебе чего нужно? – хмыкнула та.

– Еще настоя, если можно.

Она постаралась, чтобы голос звучал увереннее. Но тут, какнарочно, в голове всплыла картинка: безжизненное тело с запрокинутой набокголовой и приоткрытыми мертвыми глазами, и Тоня сжала кулаки, взмолившись,чтобы этот страх поскорее закончился.

– Чего ж нельзя-то? – Тонкогубый рот растянулся вподобии ухмылки. Антонине явно было весело, а Тоне, наоборот, стало совсемплохо. Что ж она наделала? Мгновенно все ее здравые рассуждения о том, чтоГлафира умерла из-за простого, обычного, такого понятного убийства, показалисьей совершеннейшей ерундой, попыткой успокоить себя, только и всего. Нет, это ониее убили!

Но в ту секунду, когда Тоня уже готова была сорваться сместа и броситься бежать прочь, прочь от страшного места, от старого дома с егоуродливой хозяйкой, от своего желания иметь ребенка, в ту самую секундуАнтонина повернулась и вошла в дом. От звука хлопнувшей двери Тоня словноочнулась. «Куда она ушла? Может, она просто не хочет со мной разговаривать?»

Облегчение пополам с разочарованием охватили ее, но тутдверь опять распахнулась, и Антонина вынесла на порог другую банку, с таким жетемно-коричневым настоем. Банка была закрыта металлической заворачивающейсякрышкой с изображением соленых огурцов и помидоров, и неуместность такой крышкипочему-то успокоила Тоню.

– Берешь? – Антонина качнула банку, которуюдержала в руках.

Тоня кивнула в ответ, стараясь глядеть ведьме в глаза. Нотемные, почти черные глаза без зрачка смотрели не на нее, а в сторону леса.Тоня обернулась, пытаясь понять, что женщина там увидела, но за полем былопустынно.

– Деньги мне принесешь, – произнесла Антонина,по-прежнему глядя в сторону. – Положишь вот тут, на крыльцо, – онапоказала на маленькую полочку, на которой лежал деревянный брусок. – Черезтри дня и принесешь, поняла? А варево – на, держи.

Она поставила банку на полочку, и Тоня уже протянула к нейруку, когда сообразила кое-что.

– Сколько принести?

Помолчав, ведьма что-то прикинула в уме и ответила:

– Пять тысяч. Через три дня, поняла?

Она сплюнула через перила и исчезла в доме.

Тоня осталась стоять, глядя на банку с настоем.

С одной стороны, таких денег у нее не было, просто потому,что сама она не зарабатывала. С другой, для их бюджета не столь уж сумма ивелика. Тоня очень надеялась, что Антонинины травки помогут ей забеременеть, ик тому же с облегчением поняла, что ей не придется уже смотреть ни на какуюколоду или делать еще что-то непонятное и пугающее. Установив в пакете банкукак можно аккуратнее, чтобы не опрокинулась, и крепко сжав его ручки, Тонябыстрыми шагами двинулась к ограде. Мысли о том, что можно не принести колдуньеденег, у нее даже не возникло.

Тоня пролетела через всю деревню почти бегом. Запыхавшись,поднялась к своей двери, повернула-таки ключ, который никак не хотел проворачиваться,и, не раздеваясь, прошла в зал – посмотреть, во сколько завтра восход. Кивнув вподтверждение своим мыслям, сбросила куртку и отнесла банку на место – туда,где стояла прежняя. Теперь нужно было подумать, что сказать мужу вечером, ноэтот вопрос Тоню не очень беспокоил. Учитывая, сколько раз Виктор упоминал, чтотраты меньше ста – ста пятидесяти долларов вообще не являются существенными,она обоснованно полагала, что проблем у нее не возникнет: пять тысяч рублей ненамного больше названной им суммы. Она провела пальцами по стеклу, за которымбултыхались измельченные листики и стебельки неизвестных ей травок, вернулась взал, легла на диван и моментально уснула.