Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А это был не рядовой арест. У нас над головами летали вертолеты, все дела. Мы ломанули в дом, и нам закатили спектакль за то, что мы ворвались не туда, куда надо, и я выхожу из дома, иду через улицу и снимаю маску – тут кто-то узнает меня, и, конечно, выходит новость о том, что Шак участвовал в рейде и вломился не в тот дом. Да отвяжитесь вы от меня. Это был даже не мой рейд!
Я многое узнал о работе правоохранительных органов и склонностях преступников. Я видел много чудовищных вещей, отвратительных преступлений против детей, от которых меня до сих пор выворачивает наизнанку, когда я о них думаю. Курс длился шесть недель, и за это время тебе показывают такие ужасы, которые только можно вообразить, если у тебя напрочь больное сознание. Мне пришлось отойти от этой работы, потому что я люблю детей и такие преступления наполняют меня яростью.
Начав полицейскую подготовку, начинаешь понимать, что на самом деле совсем не знаешь людей. Тебе кажется, что ты знаешь, но это не так. Невинная парочка выгуливает своего ребенка на улице, а ты можешь даже не догадываться, что они присваивают себе миллионы чужих долларов.
У всех нас есть секреты.
И, как мы все узнали это летом 2003-го, у Коби тоже.
Я буду с вами честен. Я считал пацана ботаником. Он набрал максимум баллов на экзамене SAT или типа того, поэтому я всегда считал, что в свободное время он сидит в своей комнате и занимается или читает.
Вот почему я был так шокирован, когда случилась эта колорадская история. Было лето 2003-го, ко мне пришел Джером и сказал: «Ты не поверишь, что я только что узнал». Он рассказал мне, что девятнадцатилетняя девушка обвинила Коби в том, что он изнасиловал ее в отеле. Я поверить не мог. Я все повторял: «Серьезно? Или ты прикалываешься надо мной, Джером?» – потому что я никогда не подозревал, что Коби может быть замешан в чем-то подобном.
Самым поразительным во всем этом инциденте было то, что, когда Коби наконец появился в лагере, он сделал вид, будто ничего не случилось. Он просто взял с собой одного-двух дополнительных телохранителей и сыграл чуть жестче обычного. Он из тех ребят, которые никогда не показывают свои карты. У него непрошибаемый покерфейс.
Как только я услышал эту новость, я решил послать Коби сообщение через Джерома: что мы с радостью готовы принять его вместе с семьей в нашем доме на закрытой территории, если ему захочется убраться подальше от внимания прессы. Я сказал Джерому: «Узнай, что ему нужно. Посмотрим, что можно сделать». Джером сделал пару звонков, но обратной связи мы так и не получили.
Когда Коби появился в тренировочном центре, я ничего ему не сказал. Возможно, мне следовало поговорить с ним. По правде говоря, я дожидался его. Я пытался уважать его право на частную жизнь. Позже мне сказали, что он был недоволен недостаточной поддержкой с моей стороны. Я думал, что в какой-то момент он разъяснит мне в чем дело, расскажет, через что ему пришлось пройти, но он этого не сделал. Поэтому я решил оставить его в покое.
На публике я особо не распространялся. Обвинение было серьезным, и я, не имея ясного понимания происходящего, принял решение не встревать. Я не хотел, чтобы против меня ополчились все женские организации страны. Я уже бывал в ситуациях, когда на меня объявляли охоту группы по интересам. Давайте объясню.
Как-то раз я снялся в рекламе для Taco Bell с Джерри Уэстом. Смысл ее был в том, что я люблю тако из Taco Bell так сильно, что постоянно сгибаю шею, чтобы их съесть. И я делал это так часто, что моя шея застряла в согнутом вбок положении. И тут же люди с неким шейным синдромом устраивают пике на игре с плакатами из рекламы, приклеенными к палкам. Какого хрена? Я даже не знал о существовании такого явления, как «шейный синдром».
В другой раз я снимался в рекламе для Taco Bell, где кусал острый тако, отчего мое тело загоралось. Не успел я глазом моргнуть, как жертвы ожогов пришли на игру и устроили новый пикет.
И, конечно, мне не давала покоя PETA из-за моих меховых шуб и чучел диких животных, которые я выставлял на обозрение в своем доме.
Последнее, чего я хотел, это чтобы против меня ополчились женские организации. Они могут быть очень суровыми. Поэтому когда репортеры спросили меня о Коби, я попытался отказаться от комментариев. Они продолжили наседать на меня, поэтому я наконец сказал: «Я убежденный сторонник правовых процедур и надеюсь, что с него снимут все предъявленные обвинения».
Похоже, это не сработало в его случае. Все эти взаимные придирки, которыми мы обменивались на протяжении всех лет, начали усиливаться. Впервые между нами появилась настоящая враждебность. Не помогало и то, что я слышал упоминания себя в заявлениях Коби. Как писали газеты, он рассказал копам, что, когда я сам влипал в неприятности, я просто откупался, чтобы никто об этом не распространялся. Мне стало любопытно. Во-первых, какие еще неприятности? Во-вторых, откуда тебе-то знать, Коби? Ты никогда со мной не гонял – ни разу.
Когда началась работа тренировочного лагеря в сезоне 2003/04, Коби восстанавливался после операции на колене. Я сказал репортерам, что пока он до конца не выздоровеет, ему лучше чаще пасовать, а не забивать самому. Оглядываясь в прошлое, понимаю, что это был такой подкол. Старая привычка. Коби ответил на это словами о том, что мне следует оставить ему обязанности разыгрывающего, а самому валить под щит, где мне самое место.
Так начался для нас новый сезон. Царило напряжение. Мы часто отпускали шпильки в адрес друг друга.
В то время у меня самого были проблемы. Мы пытались добиться от «Лейкерс» продления моего контракта, и нам дали определенные обещания. Мне сказали, что, если я смогу убедить Карла Мэлоуна и Гэри Пэйтона перейти в «ЛА» на меньшие деньги, они, со своей стороны, позаботятся о моем контракте. И вот я уже на телефоне умоляю этих двух будущих членов Зала славы перейти к нам. Сделать это было непросто. Карл оставлял в «Юте» солидное наследие и пару миллионов долларов деньгами. То же касалось