, Джон примирительно улыбнулся, пытаясь угадать, как скороона сменит гнев на милость. Обычно это происходило довольно быстро.

— Извини, дорогая.

Он снова коснулся ее руки, однако Саша лишь слегкасмягчилась от его раскаяния.

— У меня было очень трудное утро. Она была раздражена ивзвинчена, но это делало ее даже привлекательнее.

— Что-нибудь случилось?

Джон знал, как переживает Саша за свои ноги… Балериной бытьнелегко. Растянутая мышца, порванная связка — и ее жизнь могла навсегда перемениться.

— Они хотят, чтобы с нами работал другой хореограф, ноон совершенно невыносим. Баланчин по сравнению с ним просто лентяй. А этоткакой-то безумец. Невозможно танцевать так, как он требует.

— Для тебя ничего невозможного нет, — суверенностью произнес Джон. Он считал Сашу фантастической танцовщицей.

Теперь она ему улыбнулась. Он был почти прощен.

— Я стараюсь. Но думаю, что он хочет нас прикончить.Саша вздохнула и доела борщ. Она не хотела наедаться перед репетицией, ночувствовала, что не утолила голод. Джон заказал блины, которые ее тожесоблазняли, однако танцевать после такого блюда было бы тяжеловато.

— Я, пожалуй, закажу салат.

Она что-то сказала по-русски официанту, и тот исчез. Сашапродолжала делиться с Джоном своими утренними неприятностями, о его же делах неспрашивала ничего, как, впрочем, всегда. Все ее мысли были только о балете.

— У тебя сегодня вечером репетиция? — участливоспросил Джон.

Он был покладистым человеком и не возражал против того, чтоих отношения были подчинены ее работе. Он к этому привык. Его прежняя жена былаписательницей;

Джон на протяжении семи лет проявлял чудеса терпения, покаона сочиняла истории, которые затем становились бестселлерами.

Он уважал ее как талантливую женщину и как друга, но в ихсоюзе было мало от супружеской жизни. Для нее на первом месте была работа, авсе остальное — на втором, даже муж. Она была сложным человеком. Стоило ейвзяться за очередную книгу, окружающий мир должен был замирать, а Джон —хранить покой супруги от возможных нарушителей.

Он хорошо выполнял свою роль, пока не устал от одиночества,которое стало его постоянным спутником. Единственными друзьями его жены былигерои ее романов, каждый сюжет представлялся ей реальностью, с мужем она впроцессе работы даже не говорила.

Работала она с восьми утра до полуночи ежедневно и спатьложилась вконец измотанная. Утром, за кофе, она с мужем тоже не говорила,потому что уже думала о следующей главе книги. Именно поэтому быть супругомЭлоизы означало быть одиноким. Печаталась она под псевдонимом Элоиза Вартон, акогда не работала, либо пребывала в депрессии оттого, что не работает, либосовершала туры по городам Америки, рекламируя новый роман.

Перед тем как подать на развод, Джон подсчитал, что ониговорили друг с другом всего около тридцати часов в год. Ему этого былонедостаточно, чтобы чувствовать себя счастливым в браке. Элоиза любила его, носвою работу любила больше.

Джон даже не был уверен, насколько она сознает происходящее,когда покидал ее. Она была целиком погружена в работу над очередной книгой иотвечала лишь что-то невразумительное. Он попрощался и закрыл за собой дверь.Развод принес Джону большое облегчение, он обнаружил, что гораздо менее одинокбез Элоизы, чем с ней: теперь можно было включать стереосистему, напевать,когда хочется, приглашать друзей, не требуя от них соблюдать тишину,встречаться с женщинами.

Жизнь была прекрасна. Единственное, о чем он жалел, —что не имеет детей. Развод с Элоизой состоялся пять лет назад, но лишь сейчасДжон стал серьезно подумывать о повторной женитьбе.

Саша кивнула в ответ на его вопрос:

— Да, мы репетируем до одиннадцати.

Она еще не совсем свободно владела английским языком, хотяговорила без заметного акцента.

— Может, за тобой заехать?

Джон убеждал себя, что не повторяет прежней ошибки, неподчиняет свою жизнь увлечению Саши балетом. Кроме того, она отличалась своейжизнерадостностью, энергией от Элоизы, жившей в темном кабинете с единственнойлампочкой над письменным столом в окружении вымышленных персонажей.

За пять лет, прошедших после их развода, она не изменилась,лишь достигла еще больших успехов — стала одним из популярнейших в странеавторов детективных романов. «Нью-Йорк тайме» назвала ее новой Агатой Кристи,«Паблишере уикли» согласилась с таким определением. Ей был сорок один год, ижила она в мире собственной фантазии. О Саше этого сказать было нельзя.

— Спасибо. Я выйду к служебному подъезду в одиннадцатьдесять.

Джон знал, что она там будет именно в это время, ее пунктуальностьего поражала.

— Смотри не опаздывай.

Саша нахмурила брови и погрозила изящным пальчиком.

Джон улыбнулся и под столом коснулся ее колена.

— Не опоздаю. Я сегодня вечером не работаю. Он хотелтолько познакомиться с материалами, оставленными Артуром Паттерсоном, а это незаняло бы больше часа. Вообще говоря, Джон боялся, что не найдет там ничегодействительно стоящего.

— Мне просто надо просмотреть папку с материалами поновому делу.

— Но ты особенно не увлекайся, — снова нахмуриласьСаша.

Такие «просмотры» бывали у него и прежде и обычнозаканчивались часовым опозданием. Саша не собиралась этого терпеть ни от него,ни от кого-либо другого.

— Проводить тебя?

Джон подобострастно посмотрел на нее глазами влюбленногошкольника. В нем было что-то, что нравилось всем женщинам, с которыми онвстречался, даже Саше, хотя она ему в этом не признавалась. Она никогда неговорила Джону, как сильно его любит или как хорошо себя чувствует в егокомпании, — считала излишними для себя такие откровения.

— Не надо, Джон. Через пять минут я встречаюсь на углус коллегами из труппы. До вечера.

Она встала — маленькая, с великолепной осанкой, вся словномраморная статуэтка — и, приподняв бровь, переспросила:

— Не опоздаешь?

— Клянусь!

Джон поднялся, поцеловал ее, проводил взглядом, допивая чай,и расплатился по счету. С Сашей он почему-то всегда робел и волновался,чувствовал какую-то неудовлетворенность, невозможность обладать ею до конца,она словно ускользала каждый раз, когда он протягивал к ней руку, но вопределенном смысле это Джону нравилось. Он любил добиваться ееблагосклонности, вообще Саша нравилась ему во всех отношениях. В ней былогораздо больше жизни, чем в Элоизе и бесчисленных юристках и прочих деловыхженщинах, с которыми Джон встречался на протяжении последних пяти лет. Сашабыла совершенно другой.