Бланк вынул из жилетного кармана золотые часы, посмотрел наних поверх очков и плотно закрыл лицо Фандорина пахучей белой тряпкой. Воткогда пригодилась Эрасту Петровичу спасительная наука несравненного ЧандрыДжонсона! Вдыхать предательский аромат, в котором праны явно не содержалось,молодой человек не стал. Самое время было приступить к упражнению по задержкедыхания.

— Одной минуты будет более чем достаточно, —заявил ученый, крепко прижимая платок ко рту и носу обреченного.

«И-и восемь, и-и девять, и-и десять», — мысленно считалЭраст Петрович, не забывая судорожно разевать рот, пучить глаза и изображатьконвульсии. Кстати говоря, при всем желании вдохнуть было бы не так просто,поскольку Эндрю сдавил горло железной хваткой.

Счет перевалил за восемьдесят, легкие из последних силборолись с жаждой вдоха, а гнусная тряпка все холодила влагой пылающее лицо.Восемспять, восемсшесть, восемсемь, — перешел на нечестную скороговоркуФандорин, из последних сил пытаясь одурачить невыносимо медленный секундомер.Внезапно он сообразил, что хватит дергаться, давно пора потерять сознание, иобмяк, замер, а для пущей убедительности еще и нижнюю челюсть отвалил. На счетедевяносто три Бланк убрал руку.

— Однако, — констатировал он, — какаясопротивляемость организма. — Почти семьдесят пять секунд.

«Бесчувственный» откинул голову на бок и делал вид, чтодышит мерно и глубоко, хотя ужасно хотелось хватать воздух изголодавшимся покислороду ртом.

— Готово, миледи, — сообщил профессор. —Можно приступать к эксперименту.

— Перенесите его в лабораторию, — сказаламиледи. — Но нужно торопиться. Через двенадцать минут начнется перемена.Дети не должны этого видеть.

В дверь постучали.

— Тимофэй, это ви? — спросила баронессапо-русски. — Come in!

Эраст Петрович не решался подглядывать даже через ресницы —если кто заметит, все, конец. Он услышал тяжелые шаги швейцара и громкий, словнообращенный к глухим, голос:

— Так что все в лучшем виде, ваше сиятельство. Оллрайт. Позвал извозчика чайку попить. Чай! Ти! Дринк![42]Живучий, чертяка, попался. Пьет, пьет и хоть бы что ему. Дринк, дринк — насинг.Но потом ничего, сомлел. А пролеточку я за дом отогнал.Бихайнд наш хаус.[44] Во двор, говорю, отогнал. Пока постоит, апосле уж я позабочусь, не извольте беспокоиться.

Бланк перевел баронессе сказанное.

— Fine, — откликнулась она и вполголосадобавила. — Andrew, just make sure that he doesn't try to make a profitselling the horse and the carriage.[45]

Ответа Фандорин не услышал — должно быть, молчаливый Эндрюпросто кивнул.

«Ну давайте, гады, отстегивайте меня, — мысленнопоторопил злоумышленников Эраст Петрович. — У вас же перемена скоро.Сейчас я вам устрою эксперимент. Про предохранитель бы только не забыть».

Однако Фандорина ждало серьезное разочарование — никто егоотстегивать не стал. Прямо возле уха раздалось сопение и запахло луком(«Тимофэй», безошибочно определил узник), что-то тихонько скрежетнуло раз,второй, третий, четвертый.

— Готово. Отвинтил, — доложил швейцар. —Бери, Андрюха, несем.

Эраста Петровича подняли вместе с креслом и понесли. Чуть-чутьприоткрыв глаз, он увидел галерею и освещенные солнцем голландские окна. Всеясно — волокут в главный корпус, в лабораторию.

Когда, стараясь не шуметь, носильщики ступили врекреационную залу, Эраст Петрович всерьез задумался — не очнуться ли ему и ненарушить ли учебный процесс истошными воплями. Пусть детки посмотрят, какимиделами их добрая миледи занимается. Но из классов доносились такие мирные,уютные звуки — мерный учительский басок, взрыв мальчишеского смеха, распевкахора — что у Фандорина не хватило духу. Ничего, еще не время раскрывать карты,оправдал он свою мягкотелость.

А потом было уже поздно — школьный шум остался позади. ЭрастПетрович подглядел, что его волокут вверх по какой-то лестнице, скрипнуладверь, повернулся ключ.

Даже сквозь закрытые веки было видно, как ярко вспыхнулэлектрический свет. Фандорин одним прищуренным глазом быстро обозрелобстановку. Успел разглядеть какие-то фарфоровые приборы, провода,металлические катушки. Все это ему крайне не понравилось. Вдали приглушенноударил колокол — видно, закончился урок, и почти сразу же донеслись звонкиеголоса.

— Надеюсь, все закончится хорошо, — вздохнула ледиЭстер. — Мне будет жаль, если юноша погибнет.

— Я тоже надеюсь, миледи, — явно волнуясь, ответилпрофессор и загремел чем-то железным. — Но науки без жертв, увы, небывает. За каждый новый шажок познания приходится платить дорогой ценой. Насантиментах далеко не уедешь. А если вам этот молодой человек так дорог, пустьбы ваш медведь не травил извозчика, а подсыпал бы ему снотворного. Я бы тогданачал с извозчика, а молодого человека оставил на потом. Это дало бы емудополнительный шанс.

— Вы правы, друг мой. Абсолютно правы. Это быланепростительная ошибка. — В голосе миледи звучало неподдельноеогорчение. — Но вы все же постарайтесь. Объясните мне еще раз, что именновы намерены сделать?

Эраст Петрович навострил уши — этот вопрос его тоже оченьинтересовал.

— Вам известна моя генеральная идея, — своодушевлением произнес Бланк и даже перестал греметь. — Я считаю, чтопокорение электрической стихии — ключ к грядущему столетию. Да-да, миледи! Додвадцатого века остается двадцать четыре года, но это не так уж долго. В новомстолетии мир преобразится до неузнаваемости, и свершится эта великая переменаблагодаря электричеству. Электричество — это не просто способ освещения, какполагают профаны. Оно способно творить чудеса и в великом, и в малом.Представьте себе карету без лошади, которая едет на электромоторе! Представьтепоезд без паровоза — быстрый, чистый, бесшумный! А мощные пушки, разящие враганаправленным разрядом молнии! А городской дилижанс без конной тяги!

— Все это вы уже много раз говорили, — мягкопрервала энтузиаста баронесса. — Объясните мне про медицинскоеиспользование электричества.