По времени все отлично складывалось. Сейчас в эстернат, кмиледи. В жандармское управление лучше заехать потом — потолковать сначальником, а если удастся у леди Эстер выяснить что-то важное — так ителеграмму Лаврентию Аркадьевичу послать. С другой стороны, за ночь могли изпосольств остальные депеши прийти… Фандорин достал из новенького серебряногопортсигара папиросу, не очень ловко закурил. Не поехать ли все-таки сначала вжандармское? Но лошадка уже бежала по Остоженке, и поворачивать назад былоглупо. Итак: к миледи, потом в управление, потом домой — забрать вещи ипереехать в приличную гостиницу, потом переодеться, купить цветов и к шестичасам на Малую Никитскую, к Эверт-Колокольцевым. Эраст Петрович блаженноулыбнулся и пропел: «Он был титулярный советник, она генеральская до-очь, онробко в любви объясни-ился, она прогнала его про-очь».

А вот и знакомое здание с чугунными воротами, и служитель всинем мундире у полосатой будки.

— Где мне найти леди Эстер? — крикнул Фандорин,наклонившись с сиденья. — В эстернате или у себя?

— Об это время обыкновенно у себя бывают, — бравоотрапортовал привратник, и коляска загромыхала дальше, в тихий переулок.

У двухэтажного домика дирекции Фандорин велел извозчикуждать, предупредив, что ожидание может затянуться.

Все тот же надутый швейцар, которого миледи назвала «Тимофэй»,бездельничал возле двери, только не грелся на солнце, как в прошлый раз, аперебрался в тень, ибо июньское светило припекало не в пример жарче майского.

Теперь «Тимофэй» повел себя совершенно иначе, проявивнедюжинный психологический талант, — снял фуражку, поклонился и сладкимголосом спросил, как доложить. Что-то, видно, изменилось во внешности ЭрастаПетровича за минувший месяц, не возбуждал он более у швейцарского племениинстинкта хватать и не пущать.

— Не докладывай, сам пройду.

«Тимофэй» изогнулся дугой и безропотно распахнул дверь,пропуская посетителя в обитую штофом прихожую, откуда по ярко освещенномусолнцем коридору Эраст Петрович дошел до знакомой бело-золотой двери. Онаотворилась ему навстречу, и некий долговязый субъект в такой же, как у«Тимофэя», синей ливрее и таких же белых чулках, вопросительно уставился напришедшего.

— Третьего отделения чиновник Фандорин, по срочномуделу, — строго сказал Эраст Петрович, однако лошадиная физиономия лакеяосталась непроницаемой, и пришлось пояснить по-английски:

— State police, inspector Fandorin, on urgent officialbusiness.[38]

Снова ни один мускул не дрогнул на каменном лице, однакосмысл сказанного был понят — лакей чопорно наклонил голову и исчез за дверью,плотно прикрыв за собой створки.

Через полминуты они снова распахнулись. На пороге стояласама леди Эстер. Увидев старого знакомого, она радостно улыбнулась:

— О, это вы, мой мальчик. А Эндрю сказал, какой-товажный господин из тайной полиции. Проходите-проходите. Как поживаете? Почему увас такой усталый вид?

— Я только с петербургского поезда, миледи, — сталобъяснять Фандорин, проходя в кабинет. — Прямо с вокзала к вам, уж оченьдело срочное.

— О да, — печально покивала баронесса, усаживаясьв кресло и жестом приглашая гостя сесть напротив. — Вы, конечно, хотитепоговорить со мной о милом Джеральде Каннингеме. Это какой-то страшный сон, яничего не понимаю… Эндрю, прими у господина полицейского шляпу… Это мой давнийслуга, только что приехал из Англии. Славный Эндрю, я по нему скучала. Иди, Эндрю,иди, друг мой, ты пока не нужен.

Костлявый Эндрю, вовсе не показавшийся Эрасту Петровичуславным, с поклоном удалился, и Фандорин заерзал в жестком кресле, устраиваясьпоудобнее — разговор обещал затянуться.

— Миледи, я очень опечален случившимся, однако господинКаннингем, ваш ближайший и многолетний помощник, оказался замешан в оченьсерьезную криминальную историю.

— И теперь вы закроете мои российские эстернаты? —тихо спросила миледи. — Боже, что будет с детьми… Они только-только началипривыкать к нормальной жизни. И сколько среди них талантов! Я обращусь спросьбой на высочайшее имя — быть может, мне позволят вывезти моих питомцев заграницу.

— Вы напрасно тревожитесь, — мягко сказал ЭрастПетрович. — Ничего с вашими эстернатами не случится. В конце концов, этобыло бы просто преступлением. Я всего лишь хочу расспросить вас о Каннингеме.

— Разумеется! Все, что угодно. Бедняжка Джеральд… Вызнаете, он ведь из очень хорошей семьи, внук баронета, но его родители утонули,возвращаясь из Индии, и мальчик в одиннадцать лет остался сиротой. У нас вАнглии очень жесткие законы наследования, все достается старшему сыну — ититул, и состояние, а младшие часто не имеют и гроша за душой. Джеральд былмладшим сыном младшего сына, без средств, без дома, родственники им неинтересовались… Вот, я как раз пишу соболезнование его дяде, абсолютноникчемному джентльмену, которому до Джеральда не было никакого дела. Чтоподелаешь, мы, англичане, придаем большое значение формальностям. — ЛедиЭстер показала листок, исписанный крупным, старомодным почерком с завитушками изатейливыми росчерками. — В общем, я взяла ребенка к себе. В Джеральдеобнаружились выдающиеся математические способности, я думала, что он станетпрофессором, но живость ума и честолюбие не очень-то способствуют научнойкарьере. Я быстро заметила, что мальчик пользуется авторитетом у других детей,что ему нравится верховодить. Он обладал прирожденным лидерским талантом:редкостная сила воли, дисциплинированность, умение безошибочно выделить вкаждом человеке сильные и слабые стороны. В Манчестерском эстернате его избралистаростой. Я полагала, что Джеральд захочет поступить на государственную службуили заняться политикой — из него получился бы прекрасный колониальный чиновник,а со временем, возможно, даже генерал-губернатор. Каково же было мое удивление,когда он выразил желание остаться у меня и заняться воспитательскойдеятельностью!

— Еще бы, — кивнул Фандорин. — Тем самым онполучал возможность подчинять своему влиянию неокрепшие детские умы, а затем поддерживатьконтакты с выпускниками… — Эраст Петрович не договорил, пораженныйвнезапной догадкой. Боже, как все просто! Поразительно, что это не открылосьему раньше!