16 апр. Снова поступил Алеша Кирпичников. Оказывается, за тот год, что мы с ним не виделись, эта стерва, его пассия, снова умудрилась довести бедного парня до попытки самоубийства. После того как Алешу выписали в первый раз, она пропала - и все было хорошо. А потом, месяц назад, снова объявилась, поманила его пальчиком - и опять усвистела, на этот раз вдвоем с его приятелем-однокурсником. Алеша наглотался тазепама - и вот он уже у нас.

Позавчера я дежурила, и во время дежурства случился очень смешной случай - если бы мне об этом рассказали, я бы просто не поверила! Все у нас было на редкость спокойно, и вечером медсестры, Ира и Клава, удалились пить чай в кабинет старшей сестры - Анастасия Виллимовна еще не ушла домой. Я тоже заглянула к ним на огонек - якобы по делу, а на самом деле мне тоже захотелось посидеть в женской компании и немного расслабиться. Когда мы уже наливали себе по второй чашке, наше внимание вдруг привлекли непонятные звуки, раздававшиеся за окном - мужской голос фальшиво исполнял некогда популярную песенку «Жил да был черный кот за углом…». Кабинет старшей сестры расположен на третьем этаже, и единственное окно его выходит на крышу перехода, соединяющего между собой корпуса. Мы посмотрели в окно - и что же мы увидели? По крыше перехода передвигалась, приплясывая, мужская фигурка - силуэт ее четко вырисовывался в вечерних сумерках. Этот тип направлялся прямо к нам; по счастью, окно в этой комнате, расположенной в стороне от психиатрических отделений, открывается совершенно нормально, мы его распахнули - и тут же верхолаз ступил на подоконник, а потом и на стол. Это был мужичок средних лет, одетый не по сезону, в легкий тренировочный костюм; на лице его бродила блаженная улыбка, и он продолжал приплясывать и подпевать, не обращая на нас внимания. Мы подхватили его под белы рученьки и повели в психосоматику; он не сопротивлялся и явно не отдавал себе отчет, где он находится. Спиртным от него не пахло, так что мы сделали вывод, что он просто-напросто свихнулся.

Я тут же позвонила в милицию, и уже утром мне сообщили, что наш ночной гость - это житель одного из близлежащих домов, состоящий на психиатрическом учете. Жена и теща его уже обыскались! Но как ему взбрело в голову разгуливать по крышам, и каким чудом он умудрился оттуда не свалиться (к вечеру подморозило, и наверняка там было очень скользко), а попасть прямо по назначению - это выше моего понимания! Мы хохотали всю ночь, и это происшествие очень хорошо подействовало на моих больных: на следующее утро уже все всё знали, и к нашему смеху присоединились даже те, кто находился в глубокой депрессии. Я постепенно прихожу к выводу, что трагическое и комическое в этой жизни переплетено очень тесно - и все лучше понимаю мою младшую сестру, эту веселую хохотушку.

24апр. Опять я вступила в конфликт с Г.Н.! На этот раз я целиком права - она распорядилась перевести моего Алешу в настоящую психушку и лечить его инсулином, «потому что у пациента лекарственно-резистентная форма шизофрении!» Конечно, его болезнь не поддается лекарствам, потому что нельзя лечить то, чего нет. Несчастная любовь - это еще не повод для того, чтобы делать из парня идиота инсулиновыми комами. Я сразу вспомнила «Полет над гнездом кукушки»! Хорошо еще, что я успела выскользнуть из профессорского кабинета и переговорить с мамой Алеши, очень разумной женщиной. Без ее согласия переводить Алешу не имели права, а она категорически отказалась его дать.

К сожалению, меня видели с ней в коридоре, а может, даже и слышали - и тут же донесли об этом Г.Н. Как она кричала! Не страшно, когда на тебя стучит Марк Наумыч, но когда закладывают свои - обидно до слез.

26 апр. Рабочая суббота. Вообще-то - ленинский субботник, и все уехали в институт. Как хорошо, когда сотрудников почти нет и никто не мешает работать!

С удивлением увидела больного Черевкина, выходившего из кабинета Сучк. Этот самый Черевкин дал ему когда-то по морде!

Но еще больше я удивилась, когда перед уходом снова встретила Ч., распивающего чаи в женской палате! Оказывается, как мне доложила наша записная сплетница Алла Тимофеевна (развод и конфликт с взрослой дочерью), он ухаживает за Ангелиной, милой женщиной, которой абсолютно негде жить - ее, коренную москвичку, вместе с ребенком от первого брака выгнал на улицу второй муж, захвативший ее комнату в коммуналке. Она бьется уже два года, воюет с родной советской бюрократией, ночует с дочкой у подруг, на вокзалах… Брр!… Когда я вижу по телевизору этого «несчастного американского бездомного» Джорджо Маури, которого продажный корреспондент отыскал где-то на мусорной свалке и которого за счет наших профсоюзов - за мой счет, значит, - пригласили отдохнуть на черноморское побережье Кавказа, я готова запустить в экран чем угодно! Я вообще бы выбросила телевизор, если бы не б.В.

5 мая. Сегодня, между праздниками, долго говорила с Ангелиной. Оказывается, Черевкина она знает давно - он приятель ее подруги. Черевкин старше ее лет на двадцать, но она намерена принять его предложение руки и сердца, потому что у нее нет другого выхода.

- Поймите, Александра Владимировна, - сказала мне она, - два раза я выходила замуж по большой любви, и до чего это меня довело: я осталась с дочкой на улице! Я не питаю никаких особо нежных чувств к Николаю Львовичу, но он мне не противен, и, самое главное, - он глубоко порядочный человек.

- А у него есть жилплощадь? - спустила я ее на землю.

- Пока он живет в комнате в коммуналке, но скоро получит отдельную квартиру.

Бедная Ангелина! Она так плохо разбирается в людях! Надо посмотреть поближе на этого Черевкина, иначе в следующий раз до нас ее могут и не довезти.

13 мая. Сегодня, подписывая у Сучк. больничный, я заметила на его столе направление в психоневрологический диспансер; скосив глаза, я увидела знакомую фамилию - Черевкин!

Я ничего не стала спрашивать у И.М., зато позже отловила Черевкина - он как раз с цветами шел в палату к Ангелине - и заставила его говорить. И вот что он мне поведал.

Ангелину он любит и готов взять на себя заботу о ней и о ее дочке. После достопамятной пощечины его вызвал к себе участковый психиатр - оказывается, Сучк. не преминул отправить в районный диспансер его выписку со страшным диагнозом «шизофрения». Но Черевкину этот диагноз страшным вовсе не показался, потому что он тут же выяснил, что благодаря ему он может наконец получить отдельную жилплощадь. Более того, он рассчитывает и на большее: он хочет получить группу инвалидности по психическому заболеванию. Как выяснилось, Черевкин, по специальности реставратор, давно хотел оставить государеву службу, но не мог себе этого позволить, потому что его тут же записали бы в тунеядцы. Заработать же на жизнь себе и семье он всегда сможет, реставрируя старинные иконы.

- Понимаете, для меня это выход, Александра Владимировна, - сказал мне он. - Мне уже 46, идти в котельную или в дворники, как это делают мои более молодые коллеги, мне не хочется: несолидно как-то. А чем мне страшна шизофрения? Машину я не вожу, а за границу меня так и так не выпустят. Психиатрический диагноз для меня - это просто социальная страховка.

- А Сучков не держит на вас зла за ту пощечину? - задала я глупый вопрос.