Не прошло и двух часов, как меня снова вызвали в приемное. Впрочем, на этот раз совершенно напрасно - выла в голос пьяная женщина, пока перевязывали ее стоически сжимавшего зубы и молчавшего, как партизан, пацана лет десяти, который умудрился сверзиться с балкона второго этажа и при этом ничего себе не сломать, а всего лишь располосовать себе ногу вместе со штаниной об острый сучок яблони, смягчившей его падение.

Я заставила замолчать подвыпившую мамашу и уже собиралась было возвращаться к себе, когда меня остановил какой-то крупный незнакомый мне мужчина.

- Пройдемте, - сказал он, и перед моими глазами мелькнуло на мгновение что-то красное - корочки удостоверения.

- Вы знаете, здесь пройти некуда, - нашлась я.

- Тогда давайте отойдем в сторону, - он отвел меня в дальний конец коридора и тут же, без передышки, задал мне вопрос:

- Каково состояние больного С. и какой у него диагноз?

Я с трудом сообразила, что речь идет о несчастном парне с перерезанными венами.

- Простите, пожалуйста, а с кем я имею дело?

- Капитан госбезопасности Семенов.

У меня пересохло в горле: быстро же они среагировали! А может, это месть за «майора Кашина»? Но вслух я сказала:

- А я врач-ординатор психосоматического отделения Александра Белова. И никакой информации о моем больном я вам давать не собираюсь.

Он обалдело, иначе не скажешь, на меня уставился; он явно не часто встречал людей, осмеливавшихся дать ему отпор - и тем более он не ожидал такого от хромой долговязой врачихи. Это был высокий, сильный, даже красивый мужчина (если кому-то нравится красномордость) - но по своей наглой манере поведения с плюгавым «майором Кашиным» они были близнецы-братья.

- Вы должны немедленно сообщить мне…

- Ничего я вам не должна. Я как врач стою на страже интересов больного и обязана соблюдать врачебную тайну. Психиатры сообщают сведения о диагнозе и состоянии своих пациентов только по письменному запросу суда или следственных органов - с печатью и подписью.

Гэбэшник вполголоса выругался и, грубо схватив меня за руку, потащил по коридору к выходу:

- Тогда вы сейчас поедете со мной.

- Никуда я с вами не поеду! - я вырвалась и схватилась одной рукой за стенку, пошатнувшись: короткая нога подвела меня. Заметив, что я чуть не упала, к нам подошел дежурный травматолог - Николай, кажется, - и стал рядом:

- В чем дело, товарищ? Отпустите, пожалуйста, Сашу.

Я порадовалась про себя, что в больнице не все мужчины такие трусы, как медбрат Боря, - тем более что из дальней смотровой к нам спешил невропатолог Валентин.

Отступив на два шага, я громко, чтобы все окружающие слышали, сказала:

- Этот мужчина представился как офицер госбезопасности и требует, чтобы я немедленно с ним куда-то ехала для объяснений. Но я - дежурный психиатр и не могу покинуть свой пост, поэтому никуда добровольно я не поеду. Если хотите, увозите меня силой.

Гэбэшник, увидев за моей спиной мужчин в белых халатах, отступил и куда-то испарился, но, как выяснилось - только временно. Когда я, выкурив для успокоения нервов сигарету, распрощалась и пошла к себе в отделение, он встретил меня на полпути. Вот тут я пожалела, что отказалась от услуг доброхотов, предлагавших меня проводить!

Он напугал меня: я уже поднялась по скудно освещенной лестнице, ведущей в длинный коридор-переход между корпусами, когда он внезапно появился передо мной, выскочив из-за выступа в стене. На этот раз он принялся угрожать мне всеми мыслимыми и немыслимыми карами, если я не сообщу всего, что знаю о несчастном юноше - и при этом размахивал перед моим носом красной книжечкой.

- Я буду жаловаться! - мне только эта глупая фраза и пришла в голову.

В ответ он захохотал. Мне показалось, что он пьян - иначе мне не удалось бы сделать то, что я сделала с отчаяния: я выхватила у него из рук удостоверение.

Наверное, я зря грешу на судьбу, что она меня многим обделила. Все-таки я родилась в рубашке.

В этот самый момент в переходе появились невропатолог Валентин и Полянский из третьей терапии, который в эту ночь был дежурным администратором. Они меня и спасли. Капитан Семенов (так и было написано в доставшемся мне трофее - Семенов Всеволод Ильич) удалился, сотрясая воздух грязными ругательствами, - я таких выражений не слышала даже в буйных отделениях. Наверное, он решил, что драка с врачами на их территории даже ему не сойдет с рук.

Я бы не удивилась, если бы коллеги бросили меня в этот момент на произвол судьбы; но под руководством Полянского мы составили акт о случившемся. Наутро я была выжата как лимон, но уходить домой боялась. Я как раз раздумывала, что мне делать дальше, как раздался звонок. Дрожащими руками я взяла трубку и услышала очень любезный мужской голос; меня вежливо попросили рассказать о вчерашнем происшествии. Я честно рассказала, как было дело, и надеюсь, что голос у меня, в отличие от рук, не дрожал.

- Если вы хотите получить от меня какие-то сведения о пациенте С., я все равно вам ничего не скажу, - так я закончила свой монолог.

- Я вас об этом и не прошу, - так же вежливо ответил мой невидимый собеседник. После небольшой паузы он попросил у меня прощения за непозволительное поведение своего сотрудника, превысившего свои полномочия, который «будет строго наказан». Так же мягко меня попросили забыть о «неприятном инциденте» и не давать делу ход; я обещала - а что мне еще оставалось делать? Не сзывать же иностранных корреспондентов и ставить под удар коллег, не говоря уже о себе? Поработав с самоубийцами, я научилась ценить собственную жизнь. К тому же я не забывала и о несчастном наркомане… Я пообещала - и отправилась отсыпаться.

Меня совсем не удивило, что сегодня, появившись в больнице, я не обнаружила не только больного С., но и его истории болезни. Знакомый парень из реанимации сказал мне по секрету, что вчера утром за ним приехал отец, и на «скорой помощи» его увезли куда-то в другое место. От его пребывания у нас не осталось и следа.

Все равно я никак не могу прийти в себя. Чем больше я думаю над своим вчерашним поведением, тем больше убеждаюсь, что оно было просто глупым - но иначе я поступить не могла! Я не в состоянии была стерпеть подобное унижение. Но зато теперь я лучше понимаю своих коллег, которые «лечили» диссидентов - не обязательно ими двигала подлость, чаще - обыкновенный страх. Страх перед Конторой у нас в крови.

Как жаль, что Вахтанга нет в Москве - кроме него, мне не с кем поговорить!

7 июля, Я боялась, что история с капитаном из КГБ будет иметь продолжение, и так и получилось - хотя вопреки моим ожиданиям то, что начиналось, по крайней мере, как драма, превратилось в фарс. Сегодня у меня был капитан Семенов - и валялся у меня в ногах! Буквально -это было очень противно, гораздо противнее, чем когда он грозил мне и ругался матом. Он готов был целовать мне руки и чуть не плакал. Мне стало мерзко на него глядеть; я отдала ему красные корочки и сказала, что прощаю его. Но это было еще не все; он попросил меня поговорить с начальством и сообщить, что все улажено. Я устало кивнула; тогда красномордый гэбэшник набрал номер… и я снова услышала в трубке знакомый голос - он звучал необычайно ласково, но я все равно не хотела бы встречаться с его обладателем лицом к лицу. Я повторила ему, что «инцидент исчерпан» и что я обо всем уже забыла.