Первым не выдержал Евгений — сам виноват. Он не вынесанонимности своей вины и гаркнул:

— Что за паника?! Что я сделал такого?!

Мы с Розой хором завопили:

— Ты отдал Пупсу спортивную сумку!!!

— Да, отдал Витьке его же сумку, так что за базар-вокзал? —возмутился Евгений. — Почему из всего надо шум поднимать? Что вы за народтакой, женщины, — одни эмоции.

Руки мои сами воткнулись в бока.

— Ха! — возмутилась я. — Ты слышала, Роза, он же еще нам илекции читает! Отдал чужую сумку, болван, еще и лекции читает.

Мой Евгений — не Пупс, он еще не привык к тому, что еговремя от времени можно называть болваном, ну не адаптировался к семейномусчастью человек.

Стаж не тот, это его и подвело — запсиховал, из береговвыходить начал.

— Ты что! — зарычал он на меня, играя желваками и покрываяськрасными пятнами. — Так можно и…

Я терпеливый, но… Ты себе не смей!.. Да еще в присутствии!..— и он кивнул на Розу.

Я сделала вид, что ничего не поняла, по-прежнему наступая идемонстрируя пароксизм возмущения. Роза же прекрасно все осознала и бросиласьЕвгения успокаивать.

— Это все Пупс, ничтожество, — заскулила она. — Всехперессорил. Я пашу на него с утра до вечера, как рикша впрягаюсь вхозяйственную сумку и волоку ее с рынка прямо к нему на стол. Ах, мой Пупсик,ах ему надо этого, ах, ему надо того! А он что делает? Ничтожество! Падая сног, бегает по городу, занимает «чирики» и тут же пропивает их!

— Если бы только «чирики», — вставила я, вспомнив откровенияЛарисы.

— И допился, — кивнув, мол, согласна, продолжила Роза. — Вуголовника уже превратился. Руку поднял на жену. Фингал видишь?

Евгений уже забыл о своем бескрайнем возмущений и поджалхвост. Он запаниковал так, словно был автором этого фингала.

Роза — мудрейшая женщина — атаковала умело.

— Я, как рикша, — зарядила она, — таскаю этого подлого Пупсана себе, всю жизнь таскаю, а в благодарность получаю фингалы одни. А теперь ещеи эта сумка. Притащил домой сумку с арбалетом.

— Может, он спортом заняться решил? — неуверенно промямлилЕвгений.

Руки мои, как по команде, снова уперлись в бока.

— На хрена ж ты сумку Пупсу отдал? — опять наступая,завопила я. — Вещдок отдал!

— Какой вещдок? — отступал сломленный Розой Евгений. — Алеенихт ферштейн. Сами же про сумку говорили, я и отдал.

— Кто говорил? — возмутилась я.

— Ну Роза по телефону с Пупсом разговаривала, я и понял, чтоПупсу сумка срочно нужна. Он тут же и прибежал.

— А кто тебе сказал, что сумку отдавать надо? — психуя истрадая, вопила я.

— Да Пупс и сказал, — проникаясь моим настроением, завопил иЕвгений, — А почему ты не позвал нас с Розой, балда?

— Пупс не захотел, — снова покрываясь красными пятнами,закричал Евгений. — Он сказал, что спешит, схватил сумку и убежал. Как я мог неотдать мужику его же сумку? Я что, должен был его за руку держать и звать Розу?Он четко сказал, что Розу видеть не хочет.

А сумка его, Роза конкретно это подтвердила. Так за что выспускаете собак?

Роза прозрела и с удивлением уставилась на меня.

— Он что, не знает? — растерянно спросила она. — Жень, тычто, не знаешь?

— Чего я не знаю? — насторожился Евгений.

— Про Пупса ничего не знаешь? — почему-то перешла на шепотРоза.

— Женька не терпит сплетен, — на всякий случай пояснила я. —Даже слышать о них не хочет. Лучше ему не говори — все равно не поверит.

— Да чему я не поверю?! — излишне эмоционально воскликнулЕвгений, которому стало казаться, что его здесь действительно держат заболвана.

— Сумку отдал — и успокойся, — миролюбиво ответила я, —выполнил свой мужской долг — и иди к телевизору, а мы с Розой теперь разберемсясами.

Евгений почесал в затылке и нехотя ушел, а я зашипела наРозу:

— Ты что? Решила ему про все покушения разом вывалить?Хочешь и его заразить? Запомни, он шляп не носит, терпеть их не может. Во чтотогда Пупс, по-твоему, промахиваться будет?

— Ты права, — согласилась Роза. — Ему лучше не знать.

— Еще как права. Чем меньше он будет знать, тем будет лучше.Удивляюсь, как угораздило тебя такие вопросы при нем поднимать. Если бы не я,уже проболталась бы.

— Но, согласись, как-то странно, что все давно знают исходят с ума, а Женька даже ни о чем не подозревает, — оправдывалась Роза. — Мыже обсуждали при нем ту стрелу, которая в Тосю едва не угодила.

— Он от этих дел страшно далек, — пояснила я. — Женька живетсвоей тревожной жизнью, которая лично меня, как исследователя, очень занимает.Ты знаешь, к примеру, что сейчас грядет великое событие: какой-то чемпионат пофутболу?

— Мне не до пустяков, — отмахнулась Роза.

— Вот видишь, а Женька этим очень поглощен. Вечерами рисуетразные схемы, какая команда против какой, кто куда выйдет, в какой финал,полуфинал или четверть финала.

— Чего-чего? — удивилась Роза.

— У него там свои схемы: четверть, полуфинал и полный финал.Полный финал — это все. В доме то праздник, то траур. Тебе кажется, что все этоне имеет смысла, а у него там жуткие разыгрываются трагедии.

Он весь на нервах порой, а ты про какую-то сумку с арбалетомему талдычишь. Для него такие проблемы дальше, чем созвездие Дракона.

— Ясно, — кивнула Роза. — Лучше я к проктологу пойду. Ужебез сумки, а жаль, хотела ему показать. Интересно, что сказал бы Баркасов.

— Пускай приложит все силы, чтобы Пупса на рыбалке подольшеподержать. Посмотрим, прекратятся ли тогда покушения.

— Да-да, пойду, — сказала Роза и взялась за ручку двери. —Слушай, — вдруг вспомнила она. — Я же совсем забыла. Надо что-то делать сМарусей.

— А что с Марусей? — насторожилась я, чувствуя некоторуювину за то, что до сих пор не наладила связи с компьютерщицей — счастливойсоперницей Маруси.

Лично я, зная Ивана Федоровича, не могла допустить, чтокомпьютерщица может быть долго счастливой, но Маруся-то вбила себе в голову,что это так.

— Маруся совсем плоха, — делая страдальческое лицо, сообщилаРоза. — Крепко достал ее этот Ваня.

Она слишком запила.

— Мы все уже с ней слишком запили, — посетовала я. — Даже япристрастилась, а ведь ты знаешь, что у меня патологическое отвращение калкоголю.