— Знаю, но не верю, — бросила Роза. — А у Маруси вот-вотначнется депрессия. У нее уже патологическое отвращение к жизни.

Я заволновалась. За этим Пупсом забросила Марусю — дня дване видела ее и даже не звонила. Во мне возникла острая потребность выпроводитьпоскорей Розу и узнать, что случилось с Марусей, из ее же уст.

Однако Роза уже забыла, что спешила к проктологу.

Она отпустила дверную ручку и настроилась на длительнуюбеседу.

— Знаешь, до чего дошла Маруся? — спросила она.

— До чего? — испугалась я, не предчувствуя ничего хорошего.

— Она уже Интернетом хочет овладеть.

— Зачем это ей?

— Говорит — чтобы ни от кого не зависеть. Каждый день звонитмне.

— А ты что, уже овладела?

Роза сделала огромные глаза.

— Ты же знаешь, куда я с утра до вечера смотрю, —раздражаясь, сказала она.

— Не будем конкретизировать, — испуганно отыскивая глазамиСаньку, воскликнула я.

Саньки, к счастью, поблизости не оказалось.

— Слава богу, мне не до Интернета, — продолжила Роза, — авот Маруся хочет им овладеть. Ну, не им, а Ваней, конечно, но через Интернет.Каждый день мучает Пупса. Сначала просила, чтобы он достал адрес, теперьпросит, чтобы он давал ей уроки. Даже компьютер собирается купить.

Я одобрила эту идею:

— Пускай покупает — буду с Марусей общаться через Интернет.

— Это тоже борьба с пьянством, — съязвила Роза.

— Иди ты к проктологу, — шутливо напомнила я. — Уже хочупозвонить Марусе.

Роза опять взялась за ручку двери.

— Да, пойду, — сказала она. — Так мы не решили, что делать сМарусей?

— Позвоню и вместе с ней решу.

— Будь с ней поласковей, — посоветовала Роза.

Я обиделась:

— Хочешь сказать, что я грубая?

— Ни в коем случае, — испугалась Роза. — Ты не грубая, тыпрямолинейная, но тот, кто тебя не знает, может эту прямолинейность за грубостьпринять.

— Маруся знает меня достаточно, — напомнила я. — Иди кпроктологу, а я иду звонить Марусе.

— Да, правильно.

Роза приоткрыла дверь, сделала решительный шаг на лестничнуюплощадку, но внезапно затормозила и, волнуясь, сказала:

— И все же будь с Марусей понежней. Она одна, у нее тяжелыйпериод, это я тебе как гинеколог говорю.

— Хорошо, буду, — пообещала я.

— Ну все, я пошла.

— Да-да, конечно, иди…

Я послала Розу к проктологу и сразу же позвонила Марусе.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Ухожу из жизни, — печально сообщила Маруся.

Маруся уходит из жизни!

А как же все мы! Как мы будем без нее?!

— Маруся! — закричала я. — Сейчас не время для шуток! Периодне тот. Пупс и все такое, шляпки опять же эти, стрелы, картины.

— Я ухожу из жизни, — рыдающе сообщила Маруся, — и мне навсе наплевать.

— Опять напилась? — спросила я, про себя отмечая, что если инапилась, то совсем несильно, поскольку пьяная Маруся обычно любит жизнь.

— Я напилась? Как не стыдно тебе? — укорила меня Маруся. —Это вы там пьете беспробудно, а я тут одна из жизни ухожу.

— Я не пила, — оправдалась я. — Это Тамарка пила с бабойРаей.

— А со мной баба Рая не пьет, — пожаловалась Маруся и сразуже сделала не правильный вывод:

— Значит, правильно я из жизни ухожу.

— Маруся, баба Рая с тобой не пьет, потому что ты слишкомбурно ей радуешься, а у нее кости слабые, вот она и боится.

Услышав это, Маруся и вовсе запечалилась.

— Я всем радуюсь, — сказала она, — и все меня боятся,особенно мужчины. Один Ваня меня не боялся, он прямо всю меня любил. Мне нестрашно уходить из жизни — у меня была любовь, а не та циничность, не тапошлость, что у вас с Астровым.

Опа! Вот и донежничалась, послушалась Розу как гинеколога. Ипосле этого еще будут мне говорить, что это я грубая.

— А что у меня с Астровым? — насторожилась я.

— Сказала же тебе уже, — заявила Маруся. — Не приведигосподи, что там у вас.

— Ты можешь выражаться ясней?

— Ясней цензура не позволяет.

— А в чем, собственно, дело? — зверея, спросила я. — Чемтебе мой Астров не нравится?

— Астров мне нравится, я про отношения говорила. Прямо всясгораю со стыда за вас. И еще ты прямо вся берешься воспитывать чужого ребенка.Покойная Нелли в гробу переворачивается, наблюдая за тем, как ты уродуешь еесына. Да что там Нелли, мне прямо всей Саньку жалко.

Вот это Маруся дает! Жаль, что она далеко. Нет, поспешила яс Интернетом. С Марусей надо общаться только живьем и только с дубиной в руках.

— А чем я плохо воспитываю Саньку? — с трудом сдерживаяслезы, спросила я. — Сказки ему каждый вечер читаю. С Астровым и читаем. Междупрочим, по ролям. Тебе вот читали по ролям сказки?

— Разве из меня что-то хорошее получилось, что ты взяласьравняться на меня? — вопросом ответила Маруся.

И на том спасибо, во всяком случае, самокритично.

— Целые спектакли с Астровым Саньке перед сном устраиваем, —продолжила я. — Санька так ржет…

— Вот именно, что ржет, — прервала меня Маруся. — Чем тыкормишь его? Одним овсом. Потому и ржет уже, как конь, ребенок. Я же видела,каждый день на завтрак овсянка. Так и порадуешься, что Нелли умерла. Хоть невидит, как издеваются над ее ребенком.

Слезы брызнули из моих глаз.

— Овсянка полезная, — закричала я, — ее даже эквилибристыкаждый день едят для развития связок.

— Ну и не жалуйся потом, что твой Санька скачет, какэквилибрист. Тебе что, балыка дать ребенку жалко? Да колбасы копченой.

Я пришла в ужас.

— Маруся, да кто это говорит-то? Мне жалко? Да ты столькопоела у меня этого балыка, что всю улицу накормить было можно — О, ужеупрекаешь, — обрадовалась Маруся. — Все ждала, когда начнется, и дождалась —началось. Давай, давай, упрекай. Тебе всего жалко. Тебе и для Саньки жалко Ибалыка жалко. Ишь, как разнервничалась, а все почему? Да потому, что я прямовся тебе правду сказала!