Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никто, – ответил Рис.
– А почему ты уверен, что это сделали привиденияСтарейших? – поинтересовалась я.
– Ну, всегда существует вероятность, что какой-токолдун из людей изобрел заклинание, вызывающее сходный эффект, но я поспорил бына крупную ставку, что это были именно Старейшие.
– Эти привидения отнимают жизни, чтобы отдать их своемуповелителю? – спросил Холод.
– Нет, они берут их себе и питаются ими. Теоретически,если позволить им бесконтрольно питаться каждую ночь, они могут стать снова...живыми, за неимением лучшего слова. Им нужна помощь смертных в этом деле, нонекоторые из Старейших могли бы вернуться в полной силе, если возьмут себедостаточно жизней. Время от времени кто-то из них становился центром культа,требующего человеческих жертв, и это помогало, но требовало огромногоколичества жизней. Вынуть жизнь непосредственно из уст жертвы – быстрее, иэнергия не теряется, как, к примеру, при питье крови из жертвенной чаши.
– Кто-нибудь из них смог вернуться к полнойсиле? – спросила я.
– Нет, их всегда останавливали раньше. Но, насколько язнаю, им никогда не позволяли питаться самостоятельно, кроме одного случая, даи тогда это было в контролируемой ситуации. Их сразу заточили, как толькозаклятие было завершено. Вот если их выпустили без узды...
– Как их можно остановить? – спросила я.
– Нужно обратить чары вспять.
– И как это сделать?
– Не знаю. Надо поговорить с нашими, когда вернемсядомой.
– Рис, – тихо сказала я. Мне в голову вдруг пришлажуткая мысль.
– А?
– Если на эти чары способны только сидхе, то что –снова виноват один из нас?
На несколько секунд повисло молчание, потом прозвучало:
– Этого я и боюсь. Потому что если это был сидхе иполиция это узнает – и докажет, – это может дать основания изгнать нас самериканской земли. Есть Дополнение к договору между нами и Джефферсоном, вкотором говорится, что если мы осуществим волшебство, губительное длянациональных интересов, то будем объявлены изгнанниками и должны будем покинутьстрану.
– Потому ты не стал говорить об этом при полицейских, –сообразила я.
– Это одна из причин.
– А еще какие?
– Мерри, они ничего не смогут с этим сделать. Они несумеют остановить этих духов. Я даже не уверен, что найдутся сидхе, способныена это.
– Должен быть как минимум один сидхе, который этоможет, – заметила я.
– Почему ты так думаешь?
– Тот, кто их выпустил на волю. Он может и загнать ихобратно.
– Возможно, – сказал Рис. – А может,мгновенное убийство сотни людей – результат того, что сидхе утратил власть надними. Они могли убить его, когда он потерял контроль.
– Пусть так, но если этих тварей вызвал сидхе, топочему в Калифорнии, а не в Иллинойсе, где сидхе и живут?
Рис снова повторил трюк с оборотом всего корпуса.
– Тебе нужно объяснять, Мерри? Может, они искали способубить тебя так, чтобы след не вел в земли фейри.
Ох.
– Но мы вычислили связь с фейри, – возразила я.
– Лишь потому, что с вами был я. Большинство придворныхзабыли, кем я был, а я им не напоминаю, потому что из-за Безымянного я такимбыть уже не могу.
Он не сумел скрыть горечь в голосе.
А потом он рассмеялся.
– Наверное, я – один из считанных сидхе, кто видел, начто был способен Эзра[14]. Я при этом присутствовал, и кто быни поднял Старейших, он не принял меня в расчет.
Рис снова засмеялся – так едко, будто смех обжигал емугорло:
– Они забыли обо мне. Что ж, надеюсь, я заставлю ихпожалеть об этом маленьком упущении.
Я никогда не видела Риса таким захваченным... чем угодно,кроме вожделения или флирта. Он никогда не оставался серьезным дольше, чем этобыло необходимо. Я смотрела на него, пока он вез нас домой, где ждал Китто, ичто-то незнакомое было в выражении его лица, в развороте плеч. Даже хватка рук,казалось, изменилась. Я вдруг поняла, что на самом деле никогда его не знала.Он прятался за завесой иронии, легкомыслия, но под ними таилось много, оченьмного. Он был моим телохранителем и моим любовником, но я совсем его не знала.
И непонятно было, кто из нас перед кем должен за этоизвиниться – я перед ним или он передо мной.
Возвращаться назад в Эль-Сегундо не слишком хотелось, мягкоговоря, но когда утром Китто проснулся, глаза у него были обведены кругами,будто под ними синяки налились, а бледная кожа казалась бумажно-тонкой, словноего мучили всю ночь. Я не смогла бы спокойно смотреть, как он бродит пооткрытому пляжу, ничем не защищенный от давящего неба над головой. Как только яузнала, где произошло преступление, я дала Китто возможность решить самому,поедет ли он с нами, и он предпочел забраться в свою собачью конурку.
Я шла по лестнице от парковки посередине между Холодом,шедшим первым, и Рисом в арьергарде. Холод заговорил, как только мы обогнулинебольшой бассейн.
– Если малышу не станет лучше, тебе придется отослатьего обратно к Курагу.
– Знаю, – вздохнула я. Мы преодолели последнийлестничный пролет и почти уперлись в дверь моей квартиры. – Вот только незнаю, кого Кураг пришлет вместо него. Он думал оскорбить меня, предложив Китто.Ему не понравилось, что я оказалась довольна его выбором.
– Гоблины считают Китто уродливым, – произнес Рис.
Я невольно оглянулась на него. Он все еще не обрел своюобычную жизнерадостную уверенность и выглядел откровенно мрачным. Я не сталаспрашивать, откуда Рис, почти ничего не понимавший в культуре гоблинов, знал,что они считают красивым. Я была уверена, что, заполучив на вечер воина-сидхе,гоблины предоставили ему только тех, которых считали красивейшими... по ихпонятиям. Гоблины ценят дополнительные глаза и дополнительные конечности, такчто Китто не проходил по параметрам.
– Да, а кроме того, он никак не связан с правящимдомом. Кураг надеялся, что я его отвергну и он получит основание расторгнутьдоговор.
Мы стояли у порога. У двери цвела маленькая бледно-розоваягерань в горшке. Гален взял на себя большую часть домашних дел: к примеру,поиски квартиры, в которой мы все могли бы поместиться, и покупку цветов, накоторых могли бы отдохнуть странствующие фейри. Мы бы уже давно смениликвартиру, если бы не проблема с деньгами, но эта проблема существовала. Былоочень сложно найти достаточно большое помещение за ту цену, которую мы моглипредложить. В большинстве случаев владельцы ограничивали число проживающих, ишестеро взрослых – это было сверх нормы.