На несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Затем ярассмеялся.

– Вы сошли с ума! – сказал я.

– Нет, – уверенно произнес Пуаро, – я не сошел с ума.Маленькое несоответствие во времени с самого начала обратило мое внимание навас.

– Несоответствие во времени? – переспросил я, не понимая.

– Ну да! Вы помните – все, не исключая и вас, были согласны,что от сторожки до дома пять минут ходьбы. И еще меньше, если пойти напрямик ктеррасе. Вы же ушли из дома без десяти девять – по вашим собственным словам ипо словам Паркера. Однако, когда вы проходили мимо сторожки, пробило девять.Ночь была холодная – в такую погоду человек спешит. Почему же вам понадобилосьдесять минут на пятиминутное дело? С самого начала я заметил, что, только повашим словам, вы заперли окно в кабинете. Экройд попросил вас об этом, но непроверял, что вы делали там, за шторой. Предположим, что окно в кабинетеосталось незапертым. Хватило бы у вас времени за эти десять минут обежать дом,переодеть башмаки, влезть в окно, убить Экройда и оказаться у ворот в девятьчасов? Я отверг эту теорию, потому что человек в таком нервном состоянии, вкаком находился в тот вечер Экройд, не мог бы не услышать, как вы влезаете вокно, и схватка была бы неминуема. Но если вы убили Экройда до ухода, когдастояли рядом с его креслом? Тогда вам надо было выйти из подъезда, забежать вбеседку, вынуть башмаки Ральфа из чемоданчика, который вы захватили с собой,надеть их и пройти через грязь. Затем, оставляя следы на подоконнике, вызабираетесь в кабинет, запираете дверь изнутри, бежите назад в беседку,надеваете собственные башмаки и мчитесь к воротам. Я проделал все эти действия,когда вы заходили к миссис Экройд, чтобы пригласить ее сюда, – они заняли какраз десять минут. Затем – домой с обеспеченным алиби, поскольку вы завелидиктофон на половину десятого.

– Мой милый Пуаро, – сказал я голосом, который мне самомупоказался неестественным и чужим, – вы слишком долго ломали голову над этимделом. С какой стати стал бы я убивать Экройда?

– Ради безопасности. Это вы шантажировали миссис Феррар.Кому, как не лечащему врачу, было знать, отчего умер мистер Феррар? При нашейпервой встрече вы упомянули о наследстве, доставшемся вам год назад. Я наводилсправки, но ничего о нем не узнал. Вам просто надо было как-то объяснитьдвадцать тысяч фунтов, полученные от миссис Феррар. Ее деньги не пошли вамвпрок. Вы потеряли их на спекуляциях, а потом завинтили пресс слишком крепко, имиссис Феррар нашла выход, неожиданный для вас. Узнай Экройд правду, он бы васне пощадил, и для вас все было бы кончено.

– А телефонный звонок? – спросил я, не сдаваясь. – Вероятно,и для него вы подобрали правдоподобное объяснение?

– Когда я узнал, что вам и вправду звонили со станции, этоменя, признаться, порядком смутило. Я ведь думал, что вы просто сочинилизвонок. Это было очень хитро, поскольку давало вам предлог для появления в«Папоротниках» и возможность спрятать диктофон, от которого зависело вашеалиби. Когда я расспрашивал вашу сестру о пациентах, приходивших к вам впятницу утром, у меня были лишь смутные подозрения о том, как вы устроили этотзвонок. Я вовсе не думал о мисс Рассел. Ее посещение было счастливымсовпадением, отвлекшим ваше внимание от истинной цели моих расспросов. Я нашелто, что искал. Среди ваших пациентов в то утро был стюард трансатлантическогопарохода, уезжавший в Ливерпуль с вечерним экспрессом. Что могло быть удобнее?Позвонит, а через несколько часов будет далеко в море – ищи его. В субботуотплывал «Орион». Я узнал имя стюарда, послал ему радиограмму. Вы видели, каксегодня я получил от него ответ.

Он протянул мне телеграмму. Я прочел: «Правильно. ДокторШеппард просил меня занести записку пациенту и позвонить с вокзала об ответе. Япозвонил и сказал, как было поручено: „Ответа не будет“.

– Неплохо задумано, – сказал Пуаро. – Звонок действительнобыл, и ваша сестра слышала его и видела, как вы подошли к телефону. Но о том,что именно было сказано, сообщил только один человек – вы сами.

Я зевнул.

– Все это очень интересно, но лежит в сфере фантазии, а неподлинной жизни.

– Вы думаете? Помните, что я сказал: утром инспектор Рэгланузнает правду. Но ради вашей сестры я готов предоставить вам возможностьдругого выхода. Большая доза снотворного, например. Вы понимаете? Но капитанРальф Пейтен должен быть оправдан, за va sans dire.[48] Для этого вы могли бызакончить вашу весьма интересную рукопись, отказавшись от прежней скрытности иумолчаний.

– Ваши предположения просто неисчерпаемы. Вы кончили?

– Нет, пожалуй, вы мне напомнили еще об одном. С вашейстороны было бы крайне неумно попытаться заставить меня замолчать тем способом,какой вы применили к мистеру Экройду. Имейте в виду, что такие штучки бессильныпротив Эркюля Пуаро.

– Мой дорогой Пуаро, – сказал я с легкой улыбкой, – кто бы яни был, я не дурак. Ну что ж, – добавил я, слегка зевнув, – мне пора домой.Благодарю вас за чрезвычайно интересный и поучительный вечер.

Пуаро тоже встал и проводил меня своим обычным вежливымпоклоном.

Пять часов утра. Я очень устал, закончил мою работу. У меняболит рука – так долго я писал. Неожиданный конец для моей рукописи. Я думалопубликовать ее как историю одной из неудач Пуаро. Странный оборот принимаютиногда обстоятельства.

С той минуты, когда я увидел взволнованно беседующих миссисФеррар и Ральфа Пейтена, у меня появилось ощущение надвигающейся катастрофы. Ярешил, что она рассказала ему все. Я ошибся, но эта мысль не оставляла меня дотех пор, пока Экройд в кабинете в тот вечер не открыл мне правды.

Бедняга Экройд. Я рад, что пытался дать ему возможностьизбежать такого конца, – я даже уговаривал его прочесть письмо, пока еще непоздно. Впрочем, нет, буду честен: ведь подсознательно я понимал, что с такимупрямым человеком, как он, это лучший способ заставить его не прочесть письма.Интересно другое, в тот вечер он смутно ощущал опасность, но я у него никакихподозрений не вызывал.

Кинжал был неожиданным озарением. Я принес с собой однуподходящую штучку, но, увидев кинжал в витрине, решил, что лучше использоватьоружие, которое никак со мной не связано.

Наверное, я сразу решил убить его. Лишь только я услышал осмерти миссис Феррар, как тут же почувствовал уверенность, что она ему всерассказала перед смертью. Найдя его в таком волнении, я подумал, что, возможно,он знает правду, но не верит, хочет дать мне возможность оправдаться. Поэтому явернулся домой и принял меры предосторожности. Если его волнение оказалось бысвязанным только с Ральфом, что ж, они ничему бы не помешали. Диктофон он отдалмне за два дня перед этим для регулировки. В нем что-то не ладилось, и я убедилего не отсылать аппарат назад, а дать мне для починки. Я добавил к нему своеприспособленьице и захватил с собой в чемоданчике. В общем, я доволен собой какписателем. Можно ли придумать что-нибудь более изящное: «Было без двадцатиминут девять, когда Паркер принес письма. И когда я ушел от Экройда без десятидевять, письмо все еще оставалось непрочитанным. У двери меня охватилосомнение, и я оглянулся – все ли я сделал, что мог?»