– А что, сама не в курсах?

– Мы с ним давно виделись последний раз, – нашласьс ответом Вика. – Может, что-нибудь изменилось…

– Уж не знаю, когда ты его видела, только ИванСтепанович последние десять лет, сколько я его вожу, первый секретарьгоркома, – буркнул шофер.

Вика откинулась на спинку сиденья. Не может быть… Оназакрыла глаза, потом снова открыла и посмотрела на свои ладони. Они мелкотряслись.

Следователь больше не вызывал Вику. Зато у него побывалаЛера Егорова, которой посоветовали не с рук вещи покупать, а в советскихмагазинах, в которых, как известно, продается все самое лучшее. Из кабинетаЛерка выскочила перепуганной до смерти и до выпуска из училища обходила Окуневустороной.

Вика встречалась со Степой Гузеевым целых три года – до техпор, пока вся семья Гузеевых не переехала в Ленинград. Там Степа очень быстроженился на какой-то подходящей девочке из очень подходящей семьи и выкинул Викуиз головы.

Вике забыть произошедшее оказалось сложнее. В конце концовона почти убедила себя, что ничего страшного с ней произойти не могло. Нокоричневую замшевую сумку с бахромой, так хорошо подходившую к финскимсапожкам, Вика выкинула.

Сразу после завтрака Даша уселась на полу в зале, разложилавокруг себя истории Боровицкого, на колени положила тетрадь и карандаш ипринялась размышлять.

Итак, Петр Васильевич загадал ей загадку. Очень страннуюзагадку, в которой даже не очень понятен вопрос. Кто его убил? Зачем онзаписывал истории? Кто стал прототипами их героев? Но одними загадкамиБоровицкий не ограничился – он оставил приз, вознаграждение за правильныйответ. Зачем? Хотел отомстить своим детям или… или что-то другое? Он готовил ее– знакомил с пациентами пансионата, рассказывал про них… «Отец вас простоиспользовал», – вспомнились вдруг слова Глеба. Даша поморщилась ипостаралась выкинуть их из головы.

Прежде всего ей нужно понять, кто есть кто. Вероятно, это ибудет конец, ответ на все вопросы. А может быть, и нет. Но пока она ни на шагне сдвинулась с того места, на котором находилась вначале, когда дочиталапоследнюю историю. Пора шагать.

Даша внимательно просмотрела листы, исписанные Боровицким,освежая в памяти прочитанное. Господи, как можно разобраться, кто из описанныхлюдей сейчас находится в пансионате «Прибрежный»?! Никаких точек пересечения,совершенно никаких! Впрочем, если Боровицкий зашифровывал свои истории, то всекак раз объяснимо.

Даша помотала головой и начала сначала.

Пять историй. Пять людей. И у всех пятерых – ничего общего.

Глуповатая, но славная девушка, искренне любящая своегомужа. Несчастная девчонка, ставшая жертвой обстоятельств и собственнойнеприспособленности к жизни. Дама, строящая свой бизнес. Деловая женщина,попавшая в ловушку собственной совести. И – убийца. Впрочем, не исключено, чтов этот ряд Боровицкий включил и убитую девушку Свету, которая, на свою беду,связалась с мужем Яны.

Дашу осенило. Она поднялась с пола, сделала круг по комнатеи вернулась обратно, на свое место. Девушке, которую убила Яна, было всегодвадцать два года. Вряд ли она была круглой сиротой. Значит, у нее должны былиостаться родственники. Вот оно! Вот пересечение с обитателями «Прибрежного»!Кто-то из живущих там – ее отец, или мать, или сестра, в конце концов!Боровицкий ведь не указывал дату…

Воодушевленная собственной проницательностью, Даша схватилателефон, чтобы поделиться с Максимом. И остановилась.

Но при чем тут убийство Петра Васильевича? Почему, например,сестра несчастной Светы непременно должна была ему мстить? Если только этародственница не отомстила сначала Яне, а Боровицкий об этом узнал…

Додумать Даша не успела – в руке ее резко зазвонил телефон.Даша вздрогнула и выронила трубку. Быстро подняла, будучи уверена, что звонитМаксим, но это оказался не он. Мама Никиты Барсукова просила ее приехать,причем именно сегодня. Удивившись такой срочности, Даша назначила встречу наодиннадцать часов, отложила телефон в сторону и задумалась.

Звонок сбил ее с какой-то важной мысли. Убийство, жертва,родственники жертвы… Елки-палки, что же тут не сходится? «Да здесь вообще всене сходится!» – заметила она сама себе и пошла собираться на занятие.

Подходя к подъезду Барсуковых, Даша заметила: во дворечто-то изменилось. Не хватало чего-то привычного… «Джипа» Инны Иннокентьевнынет!» – вдруг поняла она. Точнее, джип имелся. Но стоял он, скромноприпаркованный у бордюра, и даже оставлял узкую дорожку для пешеходов. Дашаусмехнулась и вбежала в подъезд.

Инна Иннокентьевна с дочерью Ириной встретили ее в дверях.

– А где Никита? – удивилась Даша. – Почему онменя не встречает?

– Ну… вообще-то Никиты сейчас нет… – смущенноответила мать мальчика.

Ничего не понимающая Даша перестала дергать молнию куртки,которая никак не хотела расстегиваться, и вопросительно посмотрела на Ирину.

– Да вы проходите, проходите, – шумно начала ИннаИннокентьевна, подхватив Дашу под локоть и двигая ее в направлениигостиной. – Мы с вами поговорить хотели.

– Мама, пусть Дарья Андреевна хотя бы разденется!

– О, конечно, конечно!

Ничего не понимая, Даша сняла наконец куртку, разулась ипрошла в комнату.

– Милочка, вы садитесь, – хлопотала ИннаИннокентьевна, – вот сюда, сюда… Ирина, принеси нам чаю. Может быть, выпообедать хотите? – обратилась она к Даше.

Даша отказалась. Она перебирала в уме варианты неожиданнойлюбезности бабушки Никиты, но в голову не приходило ничего, кроме единственногосоображения – ждать следует непременно какой-нибудь пакости. «Может быть, онихотят отказаться от уроков? Но зачем тогда нужно было просить меня приехать?Нет, здесь что-то другое… Может, хотят, чтобы я занималась с внукомкакой-нибудь подруги Инны Иннокентьевны? Но тогда тоже можно было подождатьочередного занятия…»

Ирина принесла чай, уселась на стуле, а ее матьрасположилась в кресле. Даша сидела на диване в неудобной позе и ожидаларазговора, но разговор не спешил начаться. Инна Иннокентьевна приняласьрассуждать на общие темы о добре и зле, о морали современного общества. Ирина вразговор не вмешивалась и явно чувствовала себя неуютно, а Даша отхлебываланевкусный чай, периодически вставляя ничего не значащие междометия.

– Нет, вы согласны со мной?! – кипятилась ИннаИннокентьевна по какому-то поводу, уже благополучно забытому Дашей за пятьминут монолога Никитиной бабушки. – Это безнравственно – пользоватьсяминутной слабостью, может быть, даже болезнью. Конечно, в наше время и всетакое… Но так можно оправдать все, что угодно, даже убийство!

– Я не оправдываю убийство, – осторожно вставилаДаша.