– Я так рада, что нашла в вас поддержку! Я говорилаОлегу – нет, милый, ты не прав. Я знаю эту женщину – она никогда так непоступит. А Никита-то вас как любит, а? – В голосе Инны Иннокентьевныпослышались ноты умильности. – Правильно говорят: дети – они людейчувствуют! Если плохой человек, жадный – никогда ребенок не будет с такимчеловеком заниматься. А на Олега вы не сердитесь, он вас не знает совсем… Онеще будет прощения просить!

– Да нет, зачем прощения? – окончательнозапуталась Даша.

У нее мелькнула мысль, что Инна Иннокентьевна преждевременновпала в маразм, а ее дочь всячески старается скрыть болезнь, вот и идетнавстречу маминым желаниям. Самое разумное в таком случае подыгрыватьнесчастной женщине, а потом попросить Ирину, чтобы она больше не повторялаподобной терапии с Дашиным участием.

– Обязательно прощения, – настаивала ИннаИннокентьевна, пыхтя над чашкой. – Я его заставлю, заставлю! Они,Боровицкие, все упрямые, да у меня на их упрямость своя есть!

Даша сначала отметила в ее речи знакомое слово, а потом ужедо нее дошло, что именно было произнесено.

– Какие Боровицкие? – с изумлением спросила она,отставляя в сторону чашку. – При чем тут Боровицкие?

Бабушка Никиты замерла и тоже поставила чашку на стол.

– Ну как же… – осторожно начала она, поглядывая надочь. – Вы же сами только что согласились, что поступили нехорошо… Нет,конечно, завещание, я не спорю! Но все-таки речь идет не о тарелках и чашках…не о коврах, в конце концов. Речь идет о жилье. Даже, я бы сказала, – ожилище!

– Откуда вы знаете про завещание? – резко спросилаДаша.

– Да все знают про завещание! – воскликнула ИннаИннокентьевна. – Нет, вы все-таки меня удивляете. Неужели вы думаете, чтов нашей семье могут быть тайны? Тем более – от меня?

– Да при чем тут ваша семья? – не выдержалаДаша. – Вы что, издеваетесь?

– А вы считаете, что семья – это когда только по крови?Ни-че-го подобного! – Инна Иннокентьевна помахала перед Дашиным носомтолстым пальцем. – Если моя дочь выбрала Олега, значит, он – тоже моясемья. А свою семью я привыкла защищать!

– Мама! – не выдержала Ирина.

– Нет, ты помолчи! Если она, – последовал кивок всторону Даши, – не понимает, так я объясню. Сначала, видишь ли,соглашалась, а как дошло до дела, так ей ничего не понятно.

– Ваша вторая дочь замужем за Олегом Боровицким? –переспросила Даша, начиная что-то понимать.

– Вот, видишь, – Инна Иннокентьевна ткнула в Дашупальцем, обращаясь к дочери, – уже делает вид, что не понимает! Да,представьте себе, Дарья Андреевна, Олег – муж Наташи. Между прочим, у них исынок уже взрослый, в институте учится. А вы их семью лишаете самогонеобходимого – квартиры!

«Хватит, – решила Даша, неуклюже выбираясь из-застолика, – все уже слишком далеко зашло».

– Нет, а куда это вы собрались? – крикнула ИннаИннокентьевна, пока Даша торопливо одевалась в коридоре. Она наконец тожевылезла из кресла и догнала Дашу. – Мы с вами по-хорошему поговоритьхотели, а вы, значит, ни в какую, да?

– Я вас убедительно прошу, – Даша первый раз завсе время взглянула в глаза Инне Иннокентьевне, – больше со мной неговорить ни по-хорошему, ни по-плохому…

– Ах, вот она как заговорила… Тогда зарубите себе наносу – никаких ваших уроков больше нашему мальчику не нужно. Ирина!

Мама Никиты кивнула, не глядя на Дашу. Даша хотела что-тоответить, но передумала и молча вышла из квартиры. Вслед ей на лестничную площадкудонесся могучий голос Инны Иннокентьевны:

– А про квартиры чужие можете и не мечтать! Воровка!Самая настоящая! Совесть бы поимела, дрянь!

В состоянии закипающей ярости Даша доехала до дома, взялаПрошу и быстро пошла в лесопарк. Пес, почувствовав настроение хозяйки, держалсярядом, далеко не отбегал и время от времени искоса поглядывал на нее, словнопроверяя: кипит? Даша кипела. Быстро идя мимо почти голых, без листвы,деревьев, огибая серый пруд, она выстраивала в голове свой обличительный монолог.Оставалось только определиться с адресатом.

«Как вы смеете? – заявляла Даша невидимомуоппоненту. – Нет, как вы могли подумать, что… Это не просто хамство, это…Так на меня кричать! Я уж молчу про оскорбления! Нет, про оскорбления я немолчу, я…»

Даша оборвала монолог и остановилась. Вокруг было тихо. Влужах под ногами отражались ветки. Все ее возмущение испарилось, и осталосьтолько нестерпимое желание заплакать от обиды. Ее оскорбили, ей отказали взанятиях, и все только потому, что она упомянута в завещании! Даше захотелосьнемедленно написать отказ от всех квартир в мире, лишь бы на ее пути больше непопадались Инны Иннокентьевны, Олеги, Глебы и им подобные. Самым обидным былото, что она чувствовала справедливость всех упреков. «Ведь квартира и в самомделе должна принадлежать детям… Получается, я просто пользуюсь ситуацией».

Даша пошла дальше, и Проша послушно засеменил за ней. Онашла, стараясь не вспоминать Инну Иннокентьевну, но слезы так и наворачивалисьна глаза. Ей вспомнился один случай. Когда Даша была маленькой, на неенакричала продавщица в магазине, неправильно рассчитавшая сдачу. Вместоожидаемых бумажек девочка получила в руки одну мятую купюру и много мелочи.Монет было много, но вместе с тем было очевидно, что случилась какая-то ошибка,и Даша робко попросила пересчитать сдачу. В ответ продавщица разошлась пополной программе, обвинив Дашу во всем – и в наглости, и в хамстве, а заодно ив воровстве. «Ишь, по карманам, может, припрятала, а я за нее отвечай!» –надрывалась тетка с синими кругами под выпученными глазами. Десятилетняя Дашаопешила и от крика, и от абсурдности обвинений, и от неожиданного вниманиялюдей вокруг… Она выскочила из магазина, по дороге рассыпала мелочь и долгособирала в карман, ревя от обиды и несправедливости. Дома она не смогларассказать родителям, что произошло, и соврала, что потеряла деньги. Тогда ейпопало еще и от родителей.

Даше стало так жалко себя, что она хлюпнула носом. Иостановилась, обнаружив, что зашла слишком далеко, пора возвращаться. И тут закустами раздались голоса.

– Нет, ты все выгребай, – говорил чей-то смутнознакомый голос, – всю свою ерунду. Лидии Михайловне покажем, чем ты тутзанимаешься…

В ответ послышалось тихое бормотание и шуршание.

– Я сказал, выкапывай все! – повысил голосмужчина.

Тихонько приказав Проше сидеть на месте, Даша подкралась ккустам и раздвинула ветки. На маленькой полянке у самой ограды пансионата сиделна корточках Ангел Иванович, а над ним стоял Борис Денисов, покачиваясь с пятокна носки и обратно.

– Давай сюда свою банку! – приказалДенисов. – А потом разберемся, как ты через ограду перелез.

Присмотревшись, Даша увидела в руках старичка большуюкофейную банку, выпачканную в земле, которую он прижимал к себе.