– Я понимаю, электроника, высокие технологии…

– Вовсе нет. Он по первому образованию историк,специализировался на Германии… У него просто оказалась хорошая организаторскаяжилка…

Я едва не уронила стакан с остатками коньяка:специализировался на Германии, только этого не хватало. Когда я прочла папкуМитько, я подумала именно о Германии. Почему я так все связала с этой чертовойГерманией, почему я так уперлась в нее? Ведь все может быть не так… Совпадения,совпадения, целые цепи, целые горные хребты, целые Гималаи совпадений… Онимогут свести с ума кого угодно…

– И как давно вы знакомы… В смысле, как давно вы живетевместе?

– Подожди, тебя интересуют мужчины или гомосексуалисты?

– А что, это две большие разницы?

Муха добродушно засмеялся:

– Попала, попала! Года три, наверное…

Года три: я судорожно совершала в уме простейшиематематические действия и никак не могла получить правильный результат… Годатри. Три года. Так, “года три” или “три года”? В конце концов, это совершенноразные вещи. Убийца перестал убивать три года назад. Или “года три” назад? Нет,так не пойдет, его отличительной чертой была пунктуальность: точно обозначеннаядата, точно обозначенное время преступления. Три года назад цепочкапреступлений прервалась и больше не возобновлялась. Значит, что-то (или кто-то)примирил его с собой. Муха способен примирить с собой кого угодно. Интересно,сколько лет этому мальчику?

– Сколько тебе лет, Муха? Или это тоже запретныйвопрос?

– Мне двадцать четыре, – кокетливо сказал Муха.

– Двадцать четыре? – Я сделала удивленные глаза:впрочем, даже наигрывать не пришлось, я действительно была удивлена – Мухавыглядел, по крайней мере, лет на пять моложе.

– Могу и паспорт показать. А что, выгляжу моложе? –Беспечно-щенячий вид был гордостью Мухи.

– Намного моложе.

– Есть такой грех…

– Но мне нравятся… м-м… более зрелые мужчины.

– Мне тоже.

– С такими, знаешь ли… Можно, я скажу тебе однумаленькую забавную штучку?

– Валяй!

А теперь соберись, Ева. Все должно быть очень естественным,и ты сама должна выглядеть естественно, – насколько это может позволить себенадравшийся коньяка человек.

– Мой первый мужчина был морячком…

– Очень романтично. Именно поэтому ты здесь?

– Нет… Но у него была шикарная татуировка. Онадвигалась, когда мы занимались любовью… Это страшно меня возбуждало. Я и сейчасот этого с ума схожу… От всех этих мужских татуировок.

Муха внимательно посмотрел на меня и рассмеялся:

– Слушай, тогда я знаю, кто тебе нужен… Совместишьприятное с полезным… У кого-то я видел татуировочку… Только вот у кого?.. Черт,и совсем недавно, точно. Я торчал в душе, и… Нет, не вспомнить…

– Может быть, напряжешься?

– Вот что, – Муха почесал переносицу. – Раз пошла такаяпьянка, могу оказать тебе услугу. Мы же все-таки представители слабого пола идолжны объединяться. Я вспомню у кого. Или в крайнем случае. Слушай, точно,поторчу в душе ..

– Не стоит так воспринимать мои слова, – едва дыша,сказала я.

– Да нет, в этом нет никаких трудностей. Мне и самомуинтересно поглазеть на обнаженные торсы…

– Ты говорил, что Клио собиралась петь, – перевела яразговор в другое русло.

– Да. То есть не собиралась, а уже поет. Шикарныйголос, нужно сказать…

– Уже отошла от дневного происшествия?

– Вполне. Бодра и весела.

– Тогда, может быть, пойдем? Любопытно взглянуть.

– Петь она будет для одного человека. Это ясно. Такчто, если хочешь.

Я допила свой коньяк и вдруг неожиданно для себя, так же каки Карпик, громко зевнула. И тут только поняла, как сильно я надралась и каксильно мне хочется спать.

– Знаешь, я, пожалуй, пойду спать, – сказала я Мухе. –Эти чертовы тюлени меня утомили.

* * *

… В коридоре я встретила Макса. Интересно, что он делает напассажирской палубе, вяло подумала я, ведь экипаж сюда не поднимается… Или янастолько готова, что перепутала этажи? Пардон, палубы…

– Здравствуйте, Макс, – сказала я заплетающимся языком.– Рада вас видеть…

– По-моему, вы уже не в состоянии никого видеть, –добродушно улыбнулся он. – Идемте, я провожу вас до каюты.

– Сделайте одолжение.

– Какой у вас номер?

– Не помню. – Я глупо хихикнула:

– Я вам так покажу…

Он подхватил меня под локоть и поволок по коридору.Добравшись до каюты, я долго возилась с замком. Я возилась бы еще дольше, еслибы Макс не забрал у меня ключ и не открыл дверь. Доставив груз по назначению,он еще раз улыбнулся мне и вышел.

…Что-то странное происходило со мной: веки налились свинцом,а глаза совершенно беспардонно слипались. Вот они, свежий воздух, тюленья кровьи брачные игры на палубе… С ума сойти… Муха мне поможет… Поможет найти… Вседолжно разрешиться в ближайший день, и за убийцей пришлют вертолет.

Несколько минут я как потерянная бродила по каюте. И толькопотом сообразила, что ищу футболку, в которой обычно спала. Кажется, я сунулаее в чемодан… Или мне это только кажется?.. Я вывалила на пол все содержимое,нашла футболку, преодолевая сонливость, кое-как надела ее и рухнула на койку.

И только потом поняла.

Все вещи были на месте. Все.

Вот только папки, которую я накануне из предосторожностисунула в самый низ чемодана…

Папки старпома Митько в чемодане не было…

– Ева! Ева! Ну проснись же, Ева! – Голос шел издалека,он как будто пробивался сквозь толщу льдов, где сидели тюлени, которых мы убилитолько вчера… Только вчера – или две недели назад?.. Почему у меня такаятяжелая голова?

– Ева! Проснись, ну пожалуйста!..

Это голос Карпика… Но что здесь делает Карпик?

Я с трудом разлепила веки и увидела перед собой девочку.Увидев, что я подаю признаки жизни, она с удвоенной энергией принялась трястименя за плечи.

– Просыпайся! Ну!..

– Прекрати меня трясти… Господи, голова разваливается.

– Вставай! – требовательно сказала Карпик.

– Черт возьми, что ты здесь делаешь? И вообще, как тыпопала сюда? Я же закрыла дверь … Или нет?

– Нет.