– Нельзя было так надираться… Который час, Карпик?

– Двенадцать.

Я села в кровати и беспомощно уставилась на Карлика:

– Как – двенадцать? Я что, проспала завтрак?

– Нет. – Карпик отошла к умывальнику, набрала в чашкуводы и с видимым удовольствием плеснула ее мне в лицо.

– Прекрати немедленно. – Я не успела увернуться, новода помогла мне прийти в чувство. – Черт знает что, никогда в жизни так поганосебя не чувствовала. Сейчас день или ночь?

– День. – Карпик уже собрала мои вещи, которые я вбеспорядке побросала на пол перед тем, как провалиться в сон. И теперьпротянула их мне.

– Одевайся.

Все еще плохо соображая, я начала машинально натягиватьджинсы и свитер. И только теперь поняла, что кровать Вадика всю ночь оставаласьнетронутой. Интересно, где он ночевал?

– Ты не видела Вадика? – спросила я.

– Видела Он в бильярдной, дрыхнет на столе.

– Черт, черт, черт… Все перепились, что ли? Как ты сюдапопала, Карпик?

– Ты уже спрашивала. Я сказала, что дверь былаоткрытой.

– Проспала завтрак. Вот уж воистину, – не пей вина,Гертруда!

– Ничего ты не проспала. Не было никакого завтрака.

– То есть как эго – не было?

Что-то новенькое в корабельном расписании “Эскалибура”.Интересно, куда смотрит капитан с его культом дисциплины?

– Не было завтрака, и никто ничего не объявлял порадио, – терпеливо объяснила мне Карпик.

– Интересно, куда смотрит капитан?

– Никуда. Капитана нет.

– То есть как это – нет?

– А вот так. Ни капитана, ни команды.

– Что ты несешь?

– Скорее приходи в себя, и пойдем. Сейчас самаубедишься.

Какая-то мысль все время подспудно мучила меня, какое-товоспоминание, связанное со вчерашним вечером…

Папка.

Ну конечно же, папка с документами старпома. Накануне яспрятала ее на самое дно чемодана, надежно укрыла вещами. И вот вчера ее неоказалось. По моему позвоночнику пробежал холодок, но я попыталась успокоитьсебя, взять себя в руки. В конце концов, это может выясниться в любой момент.“Без паники, майор Кардаш!”, кажется, так назывался тупой венгерский детективиз моего детства. Карпик торопила меня, и, наскоро ополоснув лицо, яотправилась следом за ней.

В коридоре было непривычно тихо. На корабле, даже если онстоит на якоре, всегда присутствует множество звуков, они отражаются отпереборок, пола и подволоков, они несутся наперегонки, и в любой момент можноощутить их нетерпеливое дыхание. Сейчас “Эскалибур” молчал. Судя по всему,Карпик знала, что делает.

– Идем в рубку, – сказала она.

Рубка, или капитанский мостик, была святая святых“Эскалибура”. Только один раз я поднималась туда вместе со всеми пассажирами, вдень отплытия. Тогда нам показали все основные службы корабля, и меня поразилообилие приборов, способных оказать честь какому-нибудь “Шаттлу” многоразовогоиспользования. В рубке постоянно несли вахту рулевые, механики и кто-нибудь изкомандного состава. Заходить туда пассажирам запрещалось. Не сделали исключениядаже для Карпика, чей внешний вид призван был умилять поросшие шерстью морскиесердца.

– Ну в какую рубку, Карпик? Нас же туда не пустят.

– А мы и не спросим. Не у кого спрашивать.

– То есть как это “не у кого”?

– Я же тебе полчаса уже говорю, что на корабле никогонет.

– А мы с тобой?

– Мы – не в счет. На корабле нет команды.

– А куда же она делась? – глупо спросила я.

– Откуда же я знаю?

– Ничего не понимаю.

Так, вяло препираясь, мы наконец-то добрались до рубки.Карпик прошла вперед и смело толкнула дверь.

Рубка действительно была пуста.

Абсолютно пуста.

Она была не только пустой, но и мертвой. Приборы, которыеработали всегда, теперь были отключены, экраны погашены, а из всех подручныхсредств функционировали только внутренний телефон и селекторная связь.

– Давай, – подтолкнула меня Карпик. – Вызови машинноеотделение.

– Как же я его вызову?

– А вот, видишь, список телефонов, по отсекам ислужбам. Прямо с машинного и начинай.

Голова все еще была тяжелой. Скорее поэтому, машинальноповинуясь девочке, чем по какой-то другой причине, я щелкнула тумблером и снялатрубку.

– Что говорить? – спросила я у Карлика.

– Скажи, что рубка вызывает центральный поступравления, – сказала Карпик, раздувая ноздри: видимо, эта ситуация безумноувлекала ее.

– Рубка вызывает центральный пост управления, – послушноповторила я и затем добавила уже от себя:

– Ответьте рубке!

Никакого ответа. Ни шороха, ни звука. Холодный, почтикосмический вакуум.

– Ну? Что я говорила! – Карпик торжествовала. – Ещечто-нибудь попробуем?

– Давай! – Виски наконец-то отпустило, и ситуация сталазанимать меня по-настоящему.

В течение ближайших трех минут мы попытались пробить всеосновные службы корабля, и везде с тем же плачевным результатом. В конце концовотозвалась только буфетная кают-компании.

– Алло! – раздался на том конце провода чей-то сонныйголос – Алло! Говорите, вас не слышно!..

Я облегченно вздохнула: наваждение кончилось, и всестановится на свои места.

– Вот видишь! – подмигнула я Карпику. – А ты говорила,что на корабле никого нет!

– Я не говорила, что на корабле никого нет, – уточниладевочка. – Я сказала только, что на корабле нет команды.

– А кто же тогда со мной говорит? – поймала я Карпика.

– А ты спроси.

Я снова дунула в трубку:

– Кто говорит7

– Дед Пихто. – Голос в трубке звучал раздраженно, апотом он стал глуше, послышался звон стекла: видимо, человек, которыйразговаривал со мной, что-то уронил. – Вот черт, надо же… Как башка гудит.

Господи, как я его понимала!..

– Ответьте рубке, – уже строже повторила я.

– Чего орать-то! – Кокетливый голос с преобладающими внем высокими нотами и округлыми окончаниями показался мне знакомым.

– Муха, это ты?!

– Ну! А кто со мной говорит?

– Это я, Ева…

– Ева? Вот здорово! Играем в испорченный телефон, чтоли? Ты где?