Оглянулся, взял за локоть лейтенант-коммандера:

– Женщин раздевать случалось? Отлично, снимите в темпе спрокурора бушлат и броник, а то не добежит…

У него самого в легких ощутимо покалывали горячие иголочки –не пацан, годы свое берут… Американец сноровисто расстегивал насоотечественнице пуговицы и пряжки, бесцеремонно опрокинув в мох. Она лежала,как кукла безвольная, шумно дыша с закрытыми глазами. «Ну, киса, не посрамиМичиган, если ты и в самом деле оттуда…» – про себя сказал ей Мазур.

Оглянулся на пленных. Полковник, как и следовало ожидать,казался выжатым лимоном – мужик был не хилый, но не могла не взять своевольготная жизнь на «Заимке» с хорошей жратвой и настоящим заграничнымспиртным, пусть даже и перемежавшаяся таежными охотами.

И все же помирать пока что не собирался, по потнойфизиономии видно, хочет еще пожить, пусть в роли перевербованного…

Другое дело – Кузьмич. Он, как и Полковник, пер, конечно,налегке, не обремененный ни оружием, ни снаряжением, в рубахе и знакомом Мазурупо прежней встрече длиннополом сюртуке. Но физиономия исполнилась очень ужнездорового, синюшно-бледного колера, а в пот бросало так, что даже бородапромокла и повисла пегими сосульками. Даже на разделявшем их расстоянии Мазурслышал, что поганый старец хрипит, словно запаленная лошадь, становясь всебледнее. А ведь, пожалуй, не дойдет, еще километров семь, не меньше…

Сняв с пояса флягу, Мазур тяжело поднялся, остановился надДжен и, аккуратно наклонив горлышко, пролил ей на лицо тоненький ручеек. Онамоментально открыла глаза, села:

– Какого черта, всю косметику… – и старательно приняласьпромакивать щеки платком.

– Это тест, – с ухмылкой сказал Мазур. – Если втакой ситуации женщина начинает беспокоиться о косметике, значит, умирать несобирается, и можно бежать дальше…

– Ох… – простонала она, падая навзничь.

– Вставай, – безжалостно сказал Мазур. – Пора…Майор!

Цепочка выстроилась в прежнем порядке, но Кузьмич, едва егоподняли за скованные сзади руки, осел со стоном, вытянул ноги, прислонившисьспиной к стволу и немилосердно пачкая сюртук смолой. Махнув майору, чтобытрогался, Мазур подошел, жестом отослал Петрова, старательно державшегопленника под прицелом, секунду всматривался и властно сказал, уже зная всенаперед:

– Встать. Вперед. Прикончу.

Мимо них пробежал рысцой замыкающий. Кузьмич не шелохнулся,молча смотрел на Мазура снизу вверх, и в глазах не было ни страха, ни мольбы –совершеннейшая пустота, ясное осознание финала, не обремененное протестом…

Они еще миг мерились взглядами. Потом Кузьмич, вяло шевелябледными губами, прошептал:

– Руки хоть развяжи, дай перекреститься…

Вряд ли прижившийся при Прохоре бывший уголовничек играл –помня прошлое, Мазур не сомневался, что это все всерьез, и староверскиезамашки, и набожность. Возможно, он был верующим с самого детства – ничегоудивительного для затерянных в этих местах староверских селений. Вот тольковремени не было…

Мазур, заведя руку за спину, большим пальцем сдвинул узкийметаллический язычок предохранителя. Подобной минуты он ждал много дней, еще стой поры, как оказался на нарах в бараке, – но теперь, когда наступил миграсплаты, ровным счетом ничего не чувствовал. Даже горячей жажды убить. Некогдабыло чувствовать. Вереница людей в камуфляже уже скрылась из глаз, их еще следовалодогонять.

Он лишь сказал негромко, отведя глаза:

– Суди, Господи, не по делам нашим, а по милосердию твоему…

И, одним движением переместив автомат из-за спины, нажал наспуск. Серия приглушенных щелчков. Убедившись, что правки не требуется, Мазуропять забросил автомат за спину и с места взял приличный темп, не оглядываясь.

…Он примерно помнил дорогу, но, полностью положившись намайора, не сразу сообразил, что группа достигла цели. Просто удивился вяло:почему майор вдруг остановил людей, хотя для привала вроде бы рано? Потомсообразил, оглядевшись. С обеих сторон вздымаются густо поросшие соснякомсопки, впереди – узкий, вроде бутылочного горлышка, распадок. Значит, метрах вста отсюда и стоит неизвестно кем возведенное лет двадцать назад охотничьезимовье, обозначенное на глаголевской карте как та самая «точка-два»… Только лина глаголевской?

Майор вопросительно оглянулся. Мазур сделал емууспокаивавший знак и, демонстративно возясь с тесемками на гульфике, отошел задеревья. Однако, скрывшись с глаз остальных, отнюдь не спешил оросить струейближайшую сосну – по-воровски оглядываясь, углубился в чащобу еще метров надесять, вытащил из рюкзака упакованные в изоленту пленки и, быстро высмотревподходящее место, упрятал сверток размером с кирпич под мох, старательновзрезав его ножом. Насыпал сверху высохшей хвои, поводил подошвой, растирая,пока не убедился, что заметить со стороны невозможно. Хорошенько запомнилместо, окружающие деревья, неповторимой формы корявый пень.

Со спокойной совестью справил малую нужду, следя, чтобывопреки народной пословице последняя капля не оказалась в штанах, вышел намаршрут и направился к «точке», чувствуя себя чуточку мерзко – потому чтоприходилось поступать так, словно не доверяешь никому…

Но ведь нельзя иначе, как ни крути. Когда придет вертолет итам окажется Кацуба – можно будет со спокойной совестью, мысленно извинившисьперед спутниками за последний, оговоренный с Глаголевым, финт, вернуться изабрать пленки. Ну, а если согласно их собственной, пакостной теориивероятности, не имеющей ничего общего с той, классической, предателем окажетсяи Кацуба – тут уж вины Мазура нет никакой. Сделал все, что мог. Останется лишьполагаться на отложенную в особый карман гранату, надеяться, что удастсярвануть кольцо…

Справа по стволу шустро скользнула белка – сверху вниз,мотая пушистым хвостом. Она еще была рыжей, не сменила пока что шубку на серую,зимнюю. На душе у Мазура стало чуть веселее. Он громко хмыкнул, представив, какбелка будет писать на мох, под которым покоится бомба, способная сокрушитькарьеру будущего вице-президента США, а заодно и полудюжины отечественных сытыххомячков, пресытившихся прежними развлечениями и завороженных будущимивозможностями, открывавшимися, если на крючок угодит стремящийся в Овальныйкабинет любитель экзотической охоты…

Вышел к избушке. Она была сложена обстоятельно, из толстыхбревен, и могла простоять еще лет с полсотни – неизвестные промысловикипостарались на совесть. Стекла в небольших окошечках пребывали внеприкосновенности – в последние годы иные скоты без зазрения совести пакостилив охотничьих избушках, вплоть до того, что поджигали их, но сюда, похоже, недобрались. Под сосной рядом с крылечком лежат приспособления для шишкования – огромноесито из железного листа с пробитыми дырочками, толстый колот, огромная скалка.Толстенная колода засыпана грудой свежей шелухи – чешуйки шишек, сбитых явно вэтом году. Значит, где-то поблизости хороший кедровник…