— Да. Или оставьте одну газировку — дети явнозахотят пить, а поедят они потом, дома. Слава богу, не прежние времена,родители могут пойти в магазин и приобрести для своих чадушек все, что их душапожелает! И вообще, родители Гольдринга, Мухаметшиной, Евдокимовой и Николаеваеще ведь не приходили. Может, зря боитесь? Они нормальные люди, спокойноотпустят детей на елку и не станут скандалить.

Александр Григорьевич потряс пожелтевшимлисточком в клеточку.

— Да, пока не являлись. Но могут прийти, инадо избежать скандала. А вот заявление от дедушки Сергея Федотова уже есть.Слушайте: «Я, Федотов Андрей Сергеевич, ветеран войны, член КПСС с тысячадевятьсот сорок девятого года, почетный донор, награжденный орденами имедалями, возмущен политикой школы и лично поведением педсовета, решившегопредложить детям в новогодний праздник чуждую нам по духу «колу». Коллективучебного заведения низкопоклонствует перед Западом, призывая октябрят, пионерови комсомольцев употреблять идеологически опасный напиток. Я также довожу довашего сведения, что учителя разрешают есть жвачку, а литератор Громова Е.К.зачитывала на уроке отрывки из произведений отщепенца Солженицына, изпроизведений нашей страны за клевету на СССР. Спеша исполнить свой гражданскийдолг, я сигнализирую о нарушениях и требую принять адекватные меры кисправлению ситуации, а именно: расстрелять весь педагогический коллектив воглаве с его директором. Федотов». И как вам письмишко?

— Видна опытная рука, натренированная внаписании доносов, — кивнула я. — Что-то мне это напоминает… А, вот такуюисторию. Двухтысячный год, на окраину села из леса выходит дедушка и стучитпальцем в окно. Выглядывает симпатичная девушка. «Слышь, внучка, — лихорадочношепчет старик, — кто в деревне? Наши, Красная армия, или фашисты-гитлеровцы?» —«Что вы, дедуля, — искренно изумляется молодайка, — война-то пятьдесят пять летуже как закончилась!» — «Да ну? — поражается партизан. — А чьи же я тогдапоезда до сих пор под откос пускаю?»

— Какой дед? При чем тут поезда? — занервничалАлександр Григорьевич, желтея на глазах. — Вы о чем?

— Ни о чем, — вздохнула я. — Просто анекдотрассказала, показался к месту.

— Вашей Лизе тоже показалось к месту написатьпро Рождество, — пошел в атаку индюшонок. — Из-за безответственного поступкаглупой девочки теперь куча неприятностей!

Всю жалость к Александру Григорьевичу вымелоиз моей души разом. Я вскочила, оперлась руками о стол индюшонка и четкопроизнесла:

— Вы сами поручили девочке организовать именнорождественский вечер.

— Нет, — пискнул директор, — никогда бы непозволил себе подобное неполиткорректное поведение! Между прочим, я работалтам, — указательный палец Александра Григорьевича уперся в потолок, — и сюда, —палец ткнул в письменный стол, — был направлен для создания образцовой школы. Явсегда учитываю любые нюансы! Ваша Лиза…

— Требует порки?

— Да! — алчно воскликнул АлександрГригорьевич. — Очень хорошо, что мы с вами нашли общий язык, надеюсь, выпримените в воспитательных целях ремень. Сам бы с удовольствием выпоролРоманову.

— Ну-ка, дайте бумагу! — велела я. — И ручку.

Директор с готовностью протянул просимое, итолько тогда, когда я схватила листок, он слегка настороженно заговорил:

— А зачем вам…

— Подождите секундочку! — перебила я его. —Понимаете, я не слишком складно умею излагать мысли в письменном виде, хорошохоть заявление Федотова в качестве образца перед глазами. Фу, можетеознакомиться!

Александр Григорьевич взял исчирканный мнойлист, пару секунд изучал текст, потом побагровел.

— Эт-то чт-т-то? — выдавил он из себя.

— Не поняли? — прищурилась я. — Давайте вслухпрочитаю, увы, имею неразборчивый почерк. Говорят, он свидетельствует обезалаберности характера, но вам ведь плевать на мои личностные особенности.Итак, озвучиваю: «Заявление. От Романовой Евлампии Андреевны, добропорядочнойгражданки России, не судима, не привлекалась. Прошу принять меры по отношению кдиректору школы А.Г. Молову, предложившему школьнице Романовой Елизавете участвоватьв садомазохистской оргии (порке ремнем) при своем непосредственном участии.Предложение не соответствует званию российского педагога, было сделаноприлюдно, что порочит честь девочки». Ну и так далее.

— Офигели? — выскочил из-за стола АлександрГригорьевич. — Речь шла о наказании ребенка!

— Видите ли, — проникновенно заговорила я, —наша семья принадлежит к ордену священной собаки, и у нас подобные предложениярасцениваются как гадкие, сексуальные поползновения в адрес несовершеннолетней.

— Но… а… у… не знал, — залопотал АлександрГригорьевич. — Орден священной собаки? О боже!

— Понимаете, — совсем ласково докончила я, —когда выяснилось, что вы не разрешаете Лизавете посещать уроки со своимталисманом — собачьей стаей в количестве… минуточку, сейчас посчитаю, вечнопутаю, сколько их у нас: э… Муля, Капа, Феня, Ада, Рейчел, Рамик… значит, вколичестве шести голов, — то промолчала, хотя душа еле пережила подобноепритеснение.

— С животными в школу нельзя, — выдохнулдиректор.

— Это неполиткорректно, — наседала я наидиота. — Мы никогда не расстаемся с собаками.

— Но другие захотят притащить хомяков!

— Верно.

— Крыс, мышей, змей!

— Думаю, еще варанов и крокодилов, но не этосамое страшное.

— Да? — в полном изнеможении вновь рухнул вкресло Александр Григорьевич. — А что еще?

— На свете существуют огнепоклонники, —усмехнулась я, — им охота везде костры разжигать. А каннибалы? Что вы скажетелюдоедам, если они захотят слопать какого-нибудь толстенького первоклассникаили учительницу по физкультуре Татьяну Гавриловну? Мадам, несмотря на то чтопроводит спортивные занятия, отличается редкой тучностью. Хотя нет, ТатьянуГавриловну не тронут, она уже немолода, мясо жесткое…

— Прекратите, — устало сказал АлександрГригорьевич, — вы надо мной издеваетесь.

— Сам первый начал! — рявкнула я. — Церковь унас отделена от государства, на празднование Рождества никто из нормальныхлюдей не обижается. Если кто из родителей недоволен сим фактом, то он можетоставить своего ребенка дома. Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет!Значит, так, я ухожу, заявление о сексуальных домогательствах остается у вас.

— Не могу же я сам разбирать его, — вяло началотбиваться директор.

— Поищете и найдете способ отреагировать, —засмеялась я. — Вы же на самом верху работали, имеете опыт. Ответ дайте поформе: исходящий номер, печать…

Александр Григорьевич заморгал, потом наклонилголову набок и сказал: