Я быстро окинула взглядом обшарпанный холл.Наверное, у них тут не слишком хорошо идут дела — никаких кожаных диванов,стеклянных столиков и новомодных светильников и в помине нет. С потрескавшегосяпотолка свисает пыльная люстра — точь-в-точь такая имелась в зале, гдепроходили репетиции оркестра, в котором, погибая от тоски, я когда-тонащипывала арфу.

— Так куда торопимся? — изменил форму вопросаохранник и грозно сдвинул брови.

Я горестно вздохнула. Наверное, дедушкасчитает себя молодым и резвым, людям свойственно неправильно оценивать собственныйум, красоту и физические силы. Но не следует обижать пенсионера.

— Здравствуйте, — улыбнулась я.

— Ну и что? — нетрадиционно отреагировал наприветствие старичок.

— Я из журнала «Химия в жизни», пришла писатьо похоронах Антонова Михаила Петровича.

Дедулька аккуратно поправил очки.

— Ну и что?

— Ничего, просто хочу войти.

— Идите, — пожал плечами охранник, — толькосначала на вопросик ответьте.

— Пожалуйста, — кивнула я.

Наверное, сейчас пенсионер спросит мои имя ифамилию, занесет информацию в толстую книжку и выдаст бейджик с надписью«Гость». Но старичок неожиданно поинтересовался:

— Взрывчатку или террористические наклонностиимеете?

— Нет, — слегка обескураженная его вопросом,ответила я. — Могу сумку показать, в ней ничего, кроме обычной ерунды, нет.

Дедуся снял очки, закрыл глаза и погрузился внирвану.

— Эй, — окликнула я его, — давайте пропуск!

— Так ступайте, — не поднимая век, разрешилохранник. — Главное, чтоб не шахидка. Правда, я сразу понял: приличный человекпришел, но бдительность проявить следовало, уж не обижайтесь.

Я посмотрела на расстилавшийся впередидлиннющий коридор, выкрашенный гадко-зеленой краской. Интересно, сколько такихбожьих одуванчиков стоит на карауле у входа в разные предприятия? Какоеколичество охранников делает вывод о добропорядочности посетителя, лишь окинувнезнакомца взором? Странная, однако, у людей логика. Если в помещениевваливается здоровенный детина в камуфляжной форме, с зеленой повязкой наголове и парочкой автоматов в руках, то это, ясное дело, террорист, а коли вучреждение, мило улыбаясь, входит хрупкая блондинка, она добропорядочнаягражданка. Может, объяснить сейчас мирно задремавшему дедусе жестокую правду:люди, задумавшие теракт, могут нанять любого человека, желающего, как говорилжадный паренек в радиорубке школы Лизаветы, получить баклана в кудрях, а теорияЛомброзо [9] давным-давно признана несостоятельной?

Секьюрити начал похрапывать, я пошла вперед,спотыкаясь о выщербленную плитку. Какой смысл воспитывать дедушку? Только зряпотеряю время. Ни одному террористу не придет в голову обратить внимание на этуцитадель науки. Да тут и сотрудников нет!

НИИ казался вымершим, все огромные двери былизаперты, на стук никто не отзывался. Похоже, ученые вообще не ходят на работу.А может, у них сегодня какой-нибудь библиотечный или творческий день?

Коридор сделал резкий поворот, и снова передглазами зазмеилось узкое пространство со стенами цвета гнилой травы и сразбитой плиткой на полу. Потеряв надежду встретить хоть одного живогочеловека, я мрачно брела вперед. Внезапно до носа долетел запах дыма. Явстрепенулась, ускорила шаг и, о радость, уперлась в приоткрытую дверь, закоторой виднелась лестница. Я ощутила неподдельную радость. Наверное, тотединственный человек, который все же решил заглянуть сегодня на работу, куритсейчас, сидя на подоконнике.

И точно, на широкой доске, покрытойоблупленной, видимо, некогда белой краской, возле железной банки из-подрастворимого кофе, набитой окурками, виднелась худенькая фигурка в джинсах. Я,навесив на лицо самую милую улыбочку, подошла к девушке, мигом поняла, что оначуть старше Лизы, и весело воскликнула:

— Добрый день! Меня зовут Лампа.

— Добрее денечка в моей жизни еще невстречалось! — зло воскликнула девчонка. — Рада знакомству, я торшер.

— Кто? — удивилась я.

— Если у тебя хватило ума назваться лампой —шутка, однако, фиговая! — то не тушуйся, зови меня торшером, — гавкнуласобеседница, потом она вытащила из кармана скомканный бумажный носовой платок ис чувством произнесла: — Сука!

Я опешила. Может, в этом НИИ работают люди сограниченными умственными способностями? Ладно дедушка-охранник, он уже совсемстарый. Впрочем, пенсионер и не думал обижать посетительницу, он был со мнойвежлив, даже мил, просто попросил ответить честно на вопрос: не хочу ли явзорвать здание? А эта девочка накинулась на незнакомку, словно голодная крыса.

— Чего уставилась? — сердито продолжилакурильщица. — Билет на шоу купила? Керосинка, блин!

Я вынула паспорт, раскрыла его на первойстранице и сунула грубиянке под нос.

— Видишь, что написано? Евлампия. Но,согласись, имечко тяжеловато для произношения, вот приятели и сократили его доболее простого — Лампа. Я настолько к нему привыкла, что представляюсь подобнымобразом, не думая о реакции человека, который услышит такое имя. Поэтому хорошопонимаю твой пассаж по поводу торшера. Но с чего ты решила, что имеешь правообозвать меня сукой?

Девушка молча промокнула глаза смятойбумажкой.

— Извини, — устало сказала она, — «сука»относилось не к тебе, а к Нине Леонидовне. Довела до ручки. Хватит, ухожу!Кстати, меня Светой зовут.

— Лампа, — повторила я.

— Ты сюда кем нанялась? — нервно поинтересоваласьСветлана. — Лаборанткой?

Я кивнула, девушка опять потерла глазаплатком.

— Давно? — спросила она с явным сочувствием.

— Сегодня первый день.

— И как тебе?

— Вот, брожу по коридорам, ищу живых людей.Что тут случилось?

— Здесь всегда так, — мрачно пояснила Света. —Ходят, когда хотят, задолбали. Нормальный рабочий день как устроен: в десятьвпрягайся, потом обед, в восемнадцать ноль-ноль домой. Тебе небось, когдаустраивалась, в отделе кадров напели: служба легкая, есть библиотечный день…Так?

— Верно, — согласилась я.