Я своими глазами видел в Британском музее череп, сделанныйиз цельного куска хрусталя. Его откопали лет двадцать назад в Южной Америке, вразвалинах древнего города майя. Ему несколько тысячелетий. Как удалось егоизготовить, неизвестно. Таких технологий до сих пор не существует. Он особымобразом преломляет свет и, вероятно, служил не только ритуальнойпринадлежностью, но использовался как сложный оптический прибор. Существуетлегенда, что подобный хрустальный череп имелся у Альфреда Плута. На автопортретеон держит в руке прозрачный, подсвеченный изнутри череп.

Мы привыкли думать, что все естественные науки возникли иначали развиваться только в восемнадцатом столетии, а то, что было прежде, –метафизический дым.

Допустим, египетский врач Имхотеп, или средневековый алхимикРоджер Бэкон, или мой новый приятель Альфред Плут имели возможность разглядетьстроение живой клетки, но утаили это от своих современников и от потомков,сознательно окутали все туманом, метафизическим дымом.

Алхимики опасались, что сокровенные знания достанутсяжуликам, мошенникам, подражателям и просто глупцам. Во Франции эту несметнуюрать называли суфлерами, в Германии и Англии – пфафферами. Площадные маги,предсказатели, делатели фальшивого золота и фальшивого счастья. Сколько ихбыло, сколько будет. Имя им легион.

Если тайны древних знаний откроются, разве кто-нибудь станетот этого умней, честней, милосердней?

Я притворяюсь, что мне смешно, на самом деле страшно. Ятридцать с лишним лет пытаюсь лечить людей. Мне встречались разные пациенты,изредка попадались фантастические мерзавцы. Что делать? Они тоже болеют. Однакотакой экземпляр я вижу впервые. Смесь материализма с грубой мистикой, фокусы сгипнозом и спиритизмом, безграмотные суждения об алхимии, Шамбале, Платоне. Кокаин.Возведение ледяного эгоизма и лютой похоти в незыблемый философский принцип.Подстрекательство черни к грабежам, анархии, во имя одного лишь своего жалкогобольного тщеславия. Профессиональный революционер.

Все же было бы любопытно узнать мнение моих маленьких друзейо нем. Кажется, они способны видеть изнутри, самую суть живого существа. Нослишком беспощадным может быть их приговор».

…Михаил Владимирович захлопнул тетрадь, убрал в ящик. Глазаслипались, рука больше не могла водить пером по бумаге. Он улегся на свой дивани сразу провалился в тяжелый обморочный сон. Однако проспал он совсем недолго.Дверь открылась, заглянула Таня.

– Ну, слава Богу, я уже стала волноваться. – Она подошла,поцеловала его, присела рядом. – Почему так долго?

– Господин чекист изволил обожраться, ночью кушал утку сяблоками и запивал шампанским. Учитывая его хронический панкреатит, кончилосьэто плохо. – Михаил Владимирович зевнул. – Открой-ка мой саквояж, там жестянкаиз-под порошков.

Пока она возилась с замочком, с жестянкой, он лежал, закрывглаза.

– Боже мой, папочка, настоящий шоколад! Я съем однуконфетку, прямо сейчас. Что-то удивительное, кремовая начинка. Кажется, впоследний раз такие конфеты мы ели на мои именины, в шестнадцатом году.

– Скажи, ты помнишь деда с пулевыми ранениями? – спросилМихаил Владимирович, не открывая глаз.

– Василия Кондратьевича? Конечно, еще бы не помнить!

– Ты видела его потом, после выписки?

– Папа, с ним что-то случилось? Они поймали его?

– Нет, нет, не пугайся. С ним все в порядке. Так ты виделаего? Вы встречались?

– Да. То есть нет. Мы должны были встретиться в БольшомВознесении, я ждала его в условленное время, но он не пришел. Папа, объясни,пожалуйста, что происходит?

Михаил Владимирович вздохнул, сел, потер сонные глаза.

– Танечка, сначала ты мне объясни. Вы договаривались очем-то, когда прощались. Ты ничего мне не сказала. Скажи сейчас, я должензнать.

– Они спрашивали тебя о нем? Кто-то донес?

– А как ты думала? Конечно, донесли. Но дело не в этом. Тывзрослый человек, я не вмешиваюсь в твою жизнь, я не стал спрашивать тебятогда, о чем вы говорили с ним, в общем, я примерно догадываюсь. Ты много с нимсидела. Он, вероятно, виделся с Павлом?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Ну, какие еще могли быть у тебя секреты со старым донскимесаулом, деникинским связным? Как Павел?

– Я очень мало знаю, папочка. Главное, жив. Был ранен, нетяжело, в руку, навылет. Теперь уж все прошло. Василий Кондратьевичрассказывал, Павел хотел письмо передать для меня, но в последний моментраздумал, порвал, сказал, слишком опасно.

– Спасибо ему за это, – пробормотал профессор, опятьоткинулся на подушку и закрыл глаза. – Ты, Танечка, даже не представляешь,насколько это могло быть опасно. Если бы они нашли письмо…

– Папа, Бог с тобой, оно было без подписи, без адреса,по-французски.

– Не важно. Они бы разобрались. Ты напрасно ихнедооцениваешь.

– Зато ты переоцениваешь. Тебе не кажется, что это фарс,балаган, мы как будто под гипнозом? Ты обслуживаешь их за крупу, за постноемасло. Ты, профессор медицины, после суток дежурства едешь ставить клистирнаглому обожравшемуся животному. Папа, с каких пор ты стал ветеринаром?

– И все-таки Павел письмо порвал. Стало быть, он тоже ихпереоценивает?

Таня ничего не ответила, замолчала надолго. МихаилВладимирович слышал, как она встала с дивана, подошла к окну и застыла враздумье.

– Животное зовут Григорий Всеволодович Кудияров, – неоткрывая глаз, продолжал профессор, – ты должна его помнить. Он служил кассиромв госпитале.

– А, тот, что обчистил кассу? – тихо отозвалась Таня.

– Не обчистил, а экспроприировал госпитальные деньги навеликое дело борьбы за счастье трудящихся. Профессиональный революционер.Теперь высокопоставленный чекист. Мне кажется, именно Кудияров арестовал ипоставил к стенке нашего есаула. Очень уж сильно озабочен его судьбой и напугандо смерти. Так напуган, что грозил мне револьвером. Но сначала показал донос.Кстати, не единственный. Довольно много пишут, на меня, на тебя.

– Кто?

– Добрюха, по поручению Смирнова. Фельдшерица, АграфенаЧирик. Знаешь, мне кажется, есаул вез большую сумму денег. Смелый чекистКудияров их присвоил, никуда не сдал. А клистир ставил не я. Специальноприехала сестра, товарищ Бочкова.

– Василий Кондратьевич действительно вез деньги вНациональный центр и нарвался на засаду. Деньги отняли и как-то очень уж быстропоставили есаула к стенке, без единого допроса. Удивительная история. Павел,когда хотел передать письмо, назвал адрес госпиталя. Если бы не это, ВасилийКондратьевич ни за что бы не выжил. Когда ему удалось выбраться из грузовика,он сначала понятия не имел, куда идти. Но увидел храм Христа Спасителя ивспомнил, что Павел говорил: госпиталь недалеко от храма, на Пречистенке.