– Вячеслав не погиб. Он благополучнодобрался до столицы, поступил в МГУ, стал доктором наук, профессором,академиком. И вы это отлично знали, потому что отправили к нему в свое времявнучку Тоню, ту самую, которая покончила с собой. Честно говоря, меняинтересует всего лишь несколько вопросов: каким образом Вячеслав Юрьевич Рожковпревратился в Вячеслава Сергеевича Славина? А главное, зачем? И почему в личномлистке при подаче документов в МГУ он написал, будто вы его родная мать?

Анна Ивановна побледнела:

– Вы не из «Учительской газеты».

– Да, я – частный детектив, меня наняладочь Славина Ребекка, чтобы узнать, кто убил ее отца. Сразу признаюсь, мнекажется, корни преступления кроются здесь, в вашем городе.

Анна Ивановна тяжело вздохнула:

– Нет, вы не правы, та история не можетиметь никакого отношения к убийству Славика.

– И все же!

Коломийцева принялась бессмысленно передвигатьпосуду, потому поинтересовалась:

– Вы какого года рождения?

– 1963.

– Вам будет трудно понять.

– Ничего, постараюсь.

Анна Ивановна еще поколебалась минуту, потомсо вздохом решилась:

– Ладно, Славика все равно уже нет вживых, а его детям от правды вряд ли хуже будет, слушайте.

Отец Славы был блестящим генералом, хотя,может быть, я неверно называю воинское звание. Юрий Вячеславович Рожков работалв системе НКВД и, очевидно, обладал дьявольской прозорливостью, так как в 1951году стал начальником городского управления в Мартынове, по тем временам простобогом.

– Как? – изумилась я. – РазвеСлава не сирота?

– Давайте по порядку, – мягкоукорила меня Коломийцева, – если я начну пересказывать не с начала, вы ничегоне поймете.

Сталинская машина репрессий работала четко.Органы НКВД пачками сажали людей в лагеря, но через какое-то время чисткеподвергались и сами сотрудники Комиссариата внутренних дел, также отправлялисьпо этапу. Мало кому из следователей удалось спокойно пережить те годы. Но ЮрийВячеславович Рожков оказался из удачливых, а может, расцвет его карьерыпришелся на пятидесятые годы, когда жернова репрессий слегка устали.

Репутация у Юрия Вячеславовича была безупречная,дело свое он вершил с особой жестокостью, с наслаждением избивая в кабинетелюдей. И ведь, превратившись в большого начальника, он мог доверить допросыпомощникам. Но нет, он лично выбивал из подследственных показания, скорейвсего, ему просто нравилось мучить тех, кто пытался сопротивляться безжалостноймашине.

Его боялись до потери памяти. Когда черныйавтомобиль проезжал по улочкам Мартынова, старухи крестились, а прохожие навсякий случай заныривали в подъезды. Но еще больше люди боялись его супруги,Ольги Яковлевны. Вот уж кто не останавливался ни перед чем.

Во-первых, она сама работала в системе НКВД,правда, всего лишь стенографисткой, а во-вторых…

Стоило Ольге Яковлевне побывать в гостях упрофессора Тихонова, как через три дня Андрея Михайловича арестовали, впрочем,его семью тоже. Отличная четырехкомнатная квартира с видом на городской паркопустела. Но ненадолго. Буквально через месяц, сделав ремонт, в нее въехали…Рожковы.

Потом Ольге Яковлевне приглянулась стариннаямебель красного дерева, стоявшая у Анастасии Никаноровны Заболоцкой. Такихшкафов, диванов и стульев с гнутыми спинками и сиденьями, обтянутыми синиматласом, нельзя было купить в магазинах. Советская мебельная промышленностьвыпускала в те годы трехстворчатые гардеробы, смахивающие на поставленные бокомгробы, буфеты да скрипучие кровати с панцирными сетками.

Анастасия Николаевна сгнила в лагере,обстановка перешла к Рожковым.

Затем Ольга Яковлевна обратила внимание на ушилучшего стоматолога района Эсфирь Моисеевны Шульман. Зубная врачиха была неправа трижды. Во-первых, она была еврейкой, что уже являлось достаточнымповодом для того, чтобы исчезнуть с лица земли, во-вторых, врачом, а как разразгоралось дело ленинградских медиков, и, в-третьих… Ну какое право она имелавладеть серьгами с такими крупными и чистыми брильянтами, которых не было усамой Ольги Яковлевны?

Правда, Эсфирь Моисеевна оказалась не толькоотличным стоматологом, но еще и прозорливицей. Перехватив взгляд Рожковой, онамоментально вынула украшения и, пожаловавшись на безденежье, предложила ОльгеЯковлевне купить подвески за… 20 рублей.

Чудесные вещички украсили жену ЮрияВячеславовича, кстати, вопреки репутации, она была настоящей красавицей, сангельским личиком. Вот только душа этому херувиму досталась дьявольская.Впрочем, «продажа» сережек не спасла Шульман. Ведь у нее имелись ещеизумительной работы брошь, кулон, кольца, браслеты…

Жены местных начальников, вынужденныеприглашать на всевозможные торжества Рожковых, встречали гостей в простенькихситцевых платьицах и подавали еду на самых обычных тарелках с железнымивилками. Слишком хорошо помнили все о судьбе Леночки Макаровой, беспечновыложившей на скатерть роскошные серебряные столовые приборы, ручки которыхбыли украшены фигурками животных. Настоящий Фаберже, а Ольга Яковлевна,несмотря на то что коммунисты в те годы ратовали за простой, скромный быт,очень любила дорогие, качественные «игрушки».

У Рожковой был только один сын – Славик.Хороший мальчик, отлично учившийся в школе. Кстати, свои пятерки он зарабатывалчестно. Скорей всего, учителя и так бы выводили ему «отлично», боясь гневавсесильного папаши, но в этом случае совесть их была чиста. Ребенок делал всеуроки, безукоризненно писал контрольные, великолепно вел себя и целыми днямичитал книги, глотал их пачками.

С другой стороны, что ему оставалось делать?Друзей у Славы не было, и в классе он сидел за партой один, впереди, у самогоучительского стола. Анна Ивановна жалела мальчика, в конце концов он был невиноват, что ему достались такие родители.

В девятом классе Славик влюбился в своюодноклассницу Майю Коломийцеву, дочку директрисы. В октябре Анна Ивановнанеприятно поразилась, обнаружив у себя дома младшего Рожкова, преспокойненькорастолковывавшего математику ее дочери.

Стараясь не подать вида, директрисапробормотала:

– Занимаетесь, ну-ну, сейчас чайприготовлю.

Через пять минут Слава пришел на кухню, плотнозакрыл дверь и сказал:

– Анна Ивановна, я хорошо понимаю, чтомой визит не доставил вам никакой радости.

– Что ты, Славик, – попробовалаизобразить восторг педагог.