– Да ладно вам, – усмехнулсядевятиклассник, – я не маленький, уже все понимаю. Только что же теперьмне делать с такими родителями?

Коломийцева растерянно молчала. Еепедагогический опыт ничего не подсказывал, в такую ситуацию директриса попалавпервые. Слава будто услышал мысли Анны Ивановны.

– Вы не волнуйтесь, – сказалон, – отца никогда не бывает дома, раньше полуночи он не возвращается,мама тоже поздно приходит, а я никогда не скажу, у кого гощу. И потом, я входилне с улицы, а пробрался огородом, никто не увидит, да и в школе не узнают!

Анна Ивановна только вздохнула и после уходанеприятного гостя попробовала поговорить с Маечкой. Но всегда послушная,вежливая девочка неожиданно встала на дыбы:

– Мама, он хороший, самый замечательный,он – мой Ромео. Не бойся, никто не узнает!

Коломийцева не стала напоминать дочери, чемзакончилась страстная любовь между Ромео и Джульеттой. Потом она понимала, чтона роль Капулетти явно не тянет, Рожковы просто сметут ее с лица земли вместе сдурочкой Майей. Но девочка зарыдала:

– Если отправишь меня к тетке вНовосибирск, так и знай – я утоплюсь.

Пришлось Анне Ивановне идти на попятный. Нодети слово сдержали. В школе они проходили мимо друг друга, словно незнакомые,а после уроков Слава крадучись пробирался к Коломийцевым. Его никто не замечал.В ноябре темнеет рано, а жила Анна Ивановна тогда не в квартире, а в крохотномдомике на окраине Мартынова. Что ждет влюбленных детей впереди, Коломийцева незагадывала. Слава уверенно шел на медаль. «Наверное, родители отправят егоучиться в Москву», – надеялась Анна Ивановна.

Но вышло по-иному. В феврале 1956 года стрибуны XX съезда компартии прозвучали слова о культе личности и необоснованныхрепрессиях. Несмотря на то что доклад Никита Хрущев сделал на закрытомсовещании и в газеты попала строго дозированная информация, этого хватило,чтобы народ понял: эпоха страха заканчивается, начинается новая эра.

В марте 56-го Ольга Яковлевна, слегкаприсмиревшая, но все еще всесильная, зашла в славящийся своими булочкамикондитерский магазин. У прилавка, как всегда, толпилась очередь, первым стоялсын зубного врача Шульман. Ольга Яковлевна уверенным шагом обогнула длинныйхвост и потребовала:

– Двенадцать венских, да не посыпайтепудрой.

– Вас тут не стояло! – рявкнулШульман.

Очередь одобрительно загудела. И тут ОльгаЯковлевна сделала основную ошибку в своей жизни. Крайне изумленная столь наглымповедением сына репрессированной, она картинно вздернула красивые брови иосведомилась:

– Вы еще на свободе? А как там ЭсфирьМоисеевна, пишет?

Младший Шульман побелел. Его мать, хрупкая,маленькая, изнеженная женщина, ничего тяжелее зубоврачебных инструментовникогда не державшая в руках, скончалась через месяц работы на лесоповале.Ольга Яковлевна довольно усмехнулась, и тут Шульман бросился на Рожкову. Всепроизошло тихо и от этого страшно. Жену Юрия Вячеславовича били все. Кторуками, кто ногами, а кое-кто прихватил тяжелые гири от весов. Бросивизуродованное тело у входа в магазин, люди двинулись к квартире Рожковых.Находилась она на втором этаже. Сначала камнями побили стекла, потом, сметаяохранника, ворвались в подъезд, взломали дверь и уничтожили обстановку.

Странное дело, но Юрию Вячеславовичу никто несообщил о погроме. Он мирно подъехал к дому и увидел ощетинившиеся осколкамистекла окна. Заподозрив неладное, он шагнул было назад к машине, но понепонятной причине шофер уже отъехал к парковочной площадке чуть поодаль отподъезда. В этот момент толпа, разгромившая апартаменты, вынеслась на улицу исмела Рожкова. Еще недавно пугавший всех до дрожи в коленях, Юрий Вячеславовичне успел даже вытащить пистолет. Сначала Рожкова ударили по голове железнойпалкой, а когда он, заливаясь кровью, упал, просто затоптали.

Слава был у Анны Ивановны и ничего не знал.Перепуганная Коломийцева, на глазах которой убивали Ольгу Яковлевну, примчаласьдомой и запретила мальчику высовываться на улицу. Только на следующее утродиректор сообщила подростку, что он стал сиротой.

Слава заболел и слег дома у Коломийцевых снепонятной лихорадкой. В Мартынов тем временем спешно прибыла специальнаякомиссия. Но времена уже начинались иные, а чета Рожковых слыла одиозной.Разбирательство было поверхностным, виноватых не нашли. Дознаватели простоперепугались за свою жизнь, уж очень агрессивно были настроены жителиМартынова, к тому же над Москвой вздымалась заря перемен, и сотрудники НКВДпонимали, что народ, доведенный до крайности, лучше не дразнить лишний раз.Дело спустили на тормозах.

Когда через месяц выздоровевший Слава вернулсяв школу, одноклассники встретили его тягостным молчанием. Потом чья-то меткаярука швырнула железную линейку, тонкая полоска угодила мальчику прямо в лицо ирассекла лоб. Неизвестно, что последовало бы дальше, но тут в класс вошла АннаИвановна, должен был начаться урок математики. Мигом оценив ситуацию,директриса протянула пареньку ключи и со словами: «Иди быстро в мой кабинет» –вытолкала его в коридор.

– Сын за отца не ответчик, – началабыло директриса, – и потом, у него только что погибли отец и мать…

Но тут из-за парты поднялась Лена Якушкина,чей папа был посажен Рожковым, потом встал внук Шульман, потом Леня Леонидов,потерявший деда с бабкой…

Анна Ивановна замолчала. А дети всеподнимались и поднимались, и через пару секунд стоял почти весь класс, осталасьсидеть лишь Майя.

Подростки не говорили ни слова, они толькосмотрели на директора. Коломийцева рухнула на стул и зарыдала:

– Господи, дети мои, что же мы с вамисделали и что вы с нами сделаете, когда вырастете!

Слезы директора, очевидно, растопили какую-толедяную преграду, потому что Миша Сомов, признанный лидер класса, Миша,которого воспитывала полуслепая бабушка, так как мать сидела в лагере,решительно сказал:

– Не плачьте, Анна Ивановна, ради вас мыего не тронем, только пусть он с нами не разговаривает. Простить его все равноне сможем.

Не менее жесткую позицию заняли и педагоги.

– Пока я жива, – твердо сказаларусичка, – Вячеслав медали не получит!

Ее поддержали и другие учителя. Неожиданнаяпомощь пришла оттуда, откуда Коломийцева ее совсем не ждала.

– Слушайте вы, Макаренки, –обозлился физкультурник, – экие вы смелые после драки кулаками махать.Месяц тому назад небось побоялись бы Рожкова сыпать, а теперь обрадовались?Стыдно на вас глядеть, Ушинские вы мои!