Она ахнула, ротик открылся для крика, даже для визга,возможно, истошного, задохнулась на миг, вспомнила, она же королева, а этообязывает, напустила на себя надменности выше крыши.

— Вы… Вы… вы хоть слышите, что вам говорят?

Я отпарировал:

— Если мужчина слышит все, что говорит ему женщина,значит, она не красавица.

Она ахнула, открыла и закрыла ротик, как рыбка на берегу:

— Вы просто мерзавец!

— Ага, — согласился я. — Мужчина — это такаясволочь, хуже которой только… женщина. И вообще, мужчинам свойственно ошибаться— особенно в том, что касается женщин. Женщинам, кстати о птичках, это тожесвойственно.

Волк и ворон слушали с вниманием, я впервые показал себявоспитанным мужчиной, который, посоветовав кривоногой девушке идти в кавалерию,не стал уточнять мотивацию своего совета. Таким они меня не знали, таращилиглаза, пока я величественным взмахом длани не услал на разведку.

* * *

Мы мчались до полудня, потом наши взмокшие кони началивсхрапывать, стонать и пошатываться. Мой Рогач, правда, притворялся, подыгрываллошадке королевы, но против объединенных профсоюзов не попрешь, пришлосьсвернуть в лес под сень ветвей. Волк порыскал и вернулся с сообщением, что вонтам прямо преогромнейший дуб на роскошной поляне, но тут же прилетел ворон игордо сообщил, что совсем близко есть поляна, на ней дуб еще больше, а из-поддуба, как водится, родник такой чистый, что рыбу видно

насквозь.

Волк недовольно зарычал, но вызвался отвести нас сам, а тоесли следить за этим дурным пернатым, то глаза выколешь о ветки, а коньпереломает ноги о пни и валежины.

Поляна и в самом деле засветилась издали в темном лесу, какподсвеченная мощными прожекторами. Солнечный свет падает сверху, зеленая травасветится, как из драгоценной ткани, а полумрак за деревьями, откуда мы толькочто приехали, кажется настоящей тьмой глубокой ночи.

Я расседлал коней, немного поводил вокруг дуба, чтобыостыли, волк исчез, а когда я уже поил коней, притащил молодого олененка. Вороннедовольно закаркал, его карта бита, сел на пень и, нахохлившись, сделал вид,что спит. Принцесса разобрала дорожные мешки, расстелила скатерть ираскладывала по ней еду, захваченную из дворца. Я присвистнул, девушка явноизготовилась в очень дальнее путешествие.

— Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, —сказал я с чувством, — это я к тому, что всецело и даже полностью одобряювашу тактику, Ваше Величество! Но предупреждаю, этот путь должен бытьхор-р-рошо протоптан. Так что приступайте к разделыванию добычи.

— Думаете, не смогу? — ответила она с вызовом. —Хотя разделывать — это, вообще-то, мужское дело, но я могу преподать вам урок.

— Преподайте, — согласился я лениво. — Люблю,когда мне вот так уроки преподают. А меня пусть совесть замучает!

Она озлилась, сверкнула глазами, но сдержалась с немедленнымответом. Немедленное — не всегда самое удачное, вместо этого она скользнулапренебрежительным взглядом по моей культуристской фигуре, произнесланежно-ядовито:

— Гордость женщин — шарм, а мужчины — шрам. Но что-то увас, такого с виду мужественного, кожа чище, чем у юной девушки.

Разожгли костер, искры поднимаются в темноту, развесиликусочки мяса на жердочках, через несколько минут пошел одуряющий запах.

— Шрамами теперь гордятся те, — ответил я, —кто встречался со мной. Кому удалось выжить. Представляю, что нарассказываливам и сколько раз меня убили!

Она фыркнула, взяла ломтик мяса, я взял после нее, запоздалопонял, что выказываю благовоспитанность, этого еще не хватало, с этой дури всеначинается, тут же зачавкал, пока не заметила, какой я джентльменистый. Она еласпокойно, привычно, значит, уже бывала в таких поездках, хотя бы на охоте, неахает, что муравей забежал на скатерть и пытается уволочь крошку сыра.

— Мясо ваше, — сказала она. — Мне хватитэтого меда.

— Желание женщины — закон, — сказал я. — Еслисовпадает с желанием мужчины.

Она нахмурилась, промолчала с высокомерностьювысокорожденной, а я, шумно и со смаком обсасывая косточку, предложил:

— Может быть, расскажете, Ваше Величество?.. Что именновас побудило лично принять участие в такой авантюре? Можно было послать вместосебя десяток крепких ребят в железе. Или считаете, что вы круче? Я, конечно,понимаю, что потаенной причиной был я, такой замечательный, вы уже без ума отменя, хоть и не признаетесь пока даже себе, но для общего употребления есть жеи другая причина, понаряднее? Кстати, как вас называть проще, ведь здесь нетпридворных, что пеняли бы вам за нарушение этикета?

Она бледнела, синела, лиловела, испепеляла меня взором, но ясам затянул тираду, и Ее Королевское Величество сумело взять себя в свои нежныеручки, думаю, такое брать в руки приятно даже ей, выпрямилась в положении сидяи спросила ледяным тоном:

— А зачем отказываться от этикета?

— Да просто длинно выговаривать, — объясниля. — У нас в селе один утонул, пока выговаривали его длинное имя.

— Нарушение в одном, — произнесла она ледянымголосом, — ведет к ослаблению в другом. Я предпочитаю, чтобы вы всегдаобращались ко мне как к Моему Величеству.

Я пожал плечами:

— Да мне, вообще-то, по фигу. Помню, был такойДжавахарлал Неру, а еще — Межелайтиускаускас Константинодопопулос… И ничего,как-то жили. Я, вообще, одного вообще двухголового знаю! А еще рассказывали проженщину с четырьмя грудями и… густыми волосами на животе. Так что «ВашеВеличество» в лесу — это еще не самое то…

Она нахмурилась, долго старалась сообразить, где же это я ееуел, а что уел, видно по честной гнусной роже варвара с дурацкой мужскойулыбкой полного и безоговорочного превосходства.

— Тролль похитил мою младшую сестру, — сказала онанаконец. — Теперь у отца никого!.. Сперва ссора со мной, я ушла и живу,как хочу, хотя теперь уже понимаю, сглупила… Но сестренку люблю, она у настихая и нежная, отцу никогда не перечила. Словом, та самая идеальная женщина, окоторой все мужчины говорят с таким придыханием в ваших суровых голосах! Отецне должен оставаться один, хватит и того, что я с ним так… нехорошо.

Она отвернулась и долго рылась в мешке, я рассматривал еенеторопливо, не натыкаясь на колючий взгляд, подумал, что если женщина называетмужчину сволочью, значит, он все сделал правильно, так что у нас все в порядке.

— Ладно, — буркнул я и, красиво рыгнув, отшвырнулв сторону кустов обглоданную кость. Волк тут же подпрыгнул и, поймав на лету,схрумал. Не потому, что голоден, а из любви к искусству. — Ладно, хотьпуть к сердцу мужчины лежит через его желудок, это не значит, что туда нужногонять многотонные грузовики… Считайте, что вы меня ублажили кормом.