– Дальше все было очень плохо. На них напалиЛангольеры… Это те, кто жрет время. В общем, я не очень хорошо поняла, но этотакие страшные зубатые шары… Они, те люди, которые остались в живых, ониспаслись, не все, конечно…

– Да ладно вам. Это же все литература. Мистика чистойводы. Если бы мы барахтались в Бермудском треугольнике, это еще имело бы смысл…Но здесь, в нашем родном занюханном Охотском море… Нет. – Муха призывнопосмотрел на нейрохирурга. – Ведь точная наука отрицает мистику, а, доктор?

– Во многом она на мистике и базируется, – осторожносказал Антон. – Но я думаю, что это не тот случай. Существует более приемлемоеобъяснение. Я думаю, мы его найдем.

– Они уехали на охоту, – высказала предположениеКарпик.

– Нет, – вступил до этого молчавший хоккеист Мещеряков.– Это отпадает. Я делал пробежку по палубе, как раз час назад. Все боты наместе. И шлюпки тоже. Так что никто из экипажа не мог покинуть корабль и уйтиморем.

– Тридцать человек экипажа. – Антон обвел всехприсутствующих глазами. – Тридцать или около того. Пропало больше людей, чемосталось. А вы говорите – Лангольеры.

– Во всяком случае, начало выглядит похожим, –рассудительно сказал большой любитель охоты и экстремальных видов отдыхаФилипп. – Это даже покруче, чем кенийское сафари, должен вам признаться.Кстати, почему мы все… заметьте, все до единого проспали завтрак?

Невинный на первый взгляд вопрос произвел впечатлениеразорвавшейся бомбы. В кают-компании повисла тишина. Все смотрели на себясовершенно новыми глазами: помятые лица, припухшие веки, не слишком прибранныеволосы.

– Точно. – Мещеряков щелкнул пальцами. – А со мнойвообще такое первый раз. У меня режим… И вообще биологический будильник внутри.Каждый день я встаю в шесть утра, что бы ни произошло. А сегодня, черт егодери. Открываю глаза, а на будильнике двенадцать.

– А если накануне вы… м-м… приняли на грудь? –осторожно спросил адвокат Альберт Бенедиктович.

– Я не принимаю на грудь. Опять же режим.

– Разве?..

Мещеряков смутился: вчера, поддавшись всеобщему бурномуликованию после охоты, он выпил несколько бокалов пива, – это видели все,отпираться было бессмысленно.

– Ну, успокойся, братишка, твоему играющему тренеру мыничего не скажем, – схохмил Муха. Но на это уже никто не обратил внимания.

– В любом случае, вчера мы все здорово поддали.

– Ну, не все, – наконец-то выступила я и повернулась кКарпику. – Вот Карпик, например, ограничилась шампанским. Всего лишь одним бокалом.

– Хорошая девочка, радость папы. – Муха ласковопотрепал Карпика по голове, а я заметила, что по лицу Карпика пробежалагримаска боли – напоминание о вероломном отце, который лежит сейчас в объятияхненавистной ей женщины, все еще было неприятно.

– Помнишь, Карпик, что ты мне сказала вчера вечером?

– Когда?

– Когда я проводила тебя до каюты. Ты сказала, чтострашно хочешь спать.

– Это правда. Я правда хотела спать. Просто заснула ипроспала до утра. И ничего мне не приснилось, а так не бывает, чтобы мне ничегоне снилось…

– Когда ты сегодня проснулась?

– Ну, не знаю… Не смотрела на часы…

– Ко мне ты пришла в двенадцать, правда? – Я вспомнилавсе то, что бросила мне в лицо Карпик перед рубкой: она проснулась, не нашлаотца, отправилась ко мне, попыталась разбудить меня… У нее это не получилось…Почему это у нее не получилось, ведь я обычно сплю очень чутко – привычка,которая выработалась у меня за последние пару лет… Ладно, сейчас не стоитанализировать именно это… Значит, она не смогла разбудить меня. Вернулась ксебе в каюту. Отца по-прежнему не было. Тогда она отправилась в бильярдную,нашла там спящего Вадика. И только потом решилась открыть каюту Клио своимключом. На все это могло уйти полчаса-час, максимум…

– Все это очень мило, но какая разница, когда и как мывсе проснулись? – Губернатор все еще переживал отсутствие связи.

– Дело не в том, как мы все проснулись, а в том, как мывсе заснули, – сказала я и явственно вспомнила, что с трудом добралась докровати. Я, которую в свое время дюжие молодцы учили пить и не пьянеть, я,которая могла вылакать литр водки и сохранить при этом ясность сознания… Что-тоздесь было не так.

– Как и с кем, – поддержал меня Муха и бросил быстрыйтомный взгляд на мужа Аники Андрея. Он еще находил в себе силы вести наступлениепо всем возможным фронтам. Андрей покраснел и закрылся стаканом с разбавленнымвиски.

– Самое время это обсуждать, – поморщился губернатор.

– Пардон, оговорочка вышла. – Мухе нравилось задиратьвсех, кто попадал в поле его зрения. – Почти по папе Фрейду. Я хотел сказать не“с кем”, а “где”.

– Где? – Кажется, я начинала понимать Муху.

– Буду откровенным.

– Может быть, не стоит? – У несчастного муженька Аникисдали нервы.

– Отчего же? Я, например, свалился прямо здесь. У этойстойки. Это, конечно, свинство, но что поделаешь… Признаюсь.

– Я тоже, – робко подал голос хоккеист Мещеряков. –Глаза продрал, а надо мной Австралия и Новая Зеландия. Можете себе представить,за глобус завалился.

От этого неожиданного откровения все рассмеялись, инапряжение, царившее в кают-компании, ушло. Но, как оказалось, ненадолго. САльбертом Бенедиктовичем, который доедал бутерброды с икрой, и Карпикомпроизошел маленький инцидент. Проголодавшаяся Карпик протянула было руку кблюду с деликатесами, но тут ее опередил меланхоличный адвокат, коршуномнабросившийся на последний кусок. Впрочем, он тут же исправился и, вздохнув,великодушно отдал девочке спорный бутерброд. Но эта гастрономическая жертва непроизвела на Карпика никакого впечатления.

– Вы много едите! – укоризненно сказала она адвокату. –Это вредно.

– Что поделаешь, девочка, – извиняюще улыбнулся тот ипоскреб бороду. – Как говорится, все, что есть хорошего в жизни, либонезаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению… Это как раз тот самый случай…

– Вон, у вас даже сыпь появилась от жадности.

– Что эго ты такое говоришь?

– Сами посмотрите!..

Откровенное хамство Карпика вызвало у Альберта Бенедиктовичастранную реакцию: вместо того чтобы рассердиться, он страшно обеспокоился.Настолько, что подошел к зеркалу, висящему на стене над музыкальным центром, и,пыхтя, внимательно осмотрел свою круглую бородатую физиономию.

– Как же я сразу не догадался! – Он хлопнул себя поблестящей лысине. Хлопок был таким сильным, что все воззрились на адвоката.

– Что с вами, Альберт Бенедиктович? – спросил Антон.