– Подойдите сюда, – кивнул Сварог перепуганномухудожнику. – Подставьте-ка подол этого вашего балахона…

Запустил руки в кошель и высыпал в подол добрую пригоршнюзолотых монет. Прежде чем художник сумел что-то сообразить, громкораспорядился:

– Секретаря сюда. С гербовой бумагой для королевских указов.Доставить этого субъекта на границы государства и разрешить беспрепятственноубраться, куда только пожелает. Назначить пенсион такого размера, чтобы хватилона скромную жизнь. И записать накрепко: если когда-нибудь окажется на территориимоего королевства, будет незамедлительно повешен. Одним словом, баниция сверевкой. Сформулируйте сами, как полагается… Такова моя воля, – добавилон обязательную формулу. – Малую королевскую печать. С ее приложением указвступает в силу. Все.

Откуда-то из-за спины выскочили два молодца в алых кафтанахдворцовой стражи, привычно ухватили художника за локти, вздернули на воздух ибегом протащили к выходу, прежде чем он успел сообразить, что происходит.Следом поспешил секретарь, на ходу посыпавший чернила песком из пояснойпесочницы.

Таварош смотрел на Сварога восхищенно и преданно. Маратихонько поаплодировала.

– Правим, как получается, – скромно сказал Сварог.

Недоуменно повернул голову, услышав шаги, каким вкоролевском дворце звучать, вообще-то, не полагалось (если только не сам корольизволит так грохотать сапожищами), – быстрые, тяжелые, бесцеремонные.Поймав его взгляд, Мара передвинулась так, чтобы заслонить его, опустила руку кмечу.

Вошел глэрд Даглас, в высоких сапогах для верховой езды, онбыл покрыт пылью и грязью, на голове тускло поблескивал рокантон, а грудьстягивала кираса.

– Плохие новости, государь, – выдохнул он вместе сосгустком пыли (который успел подхватить ладонью). – Неподалеку отсюда,всего в десяти лигах от столицы, – мятеж. В замке Барраль убит королевскийпристав, они заперли ворота и отказались подчиниться положенному троекратномуувещеванию, самый натуральный мятеж против престола. Конница выступит черезнесколько минут…

– Это – против меня? – спокойно спросил Сварог.

– Возможно, и не лично против вас, государь. Однако мятежпротив престола следует гасить в зародыше. Вы всего вторую неделю на троне,необходимо железной рукой…

– Кто? – спросил Сварог.

– Какая-то девица, – хрипло сказал Даглас,откашливаясь. – Только что введенная в права юная наследница.

– Вот как? – уже привычно поднял бровь Сварог ужепривычным жестом. – А почему не седой прожженный интриган? Это было быобыденнее, понятнее…

– Право, не знаю, – сердито сказал Даглас. – Не отом надо думать.

– Верно, – кивнул Сварог. – Моего коня к воротам.Медвежью Сотню в седла. Вы, любезный глэрд, в последнее время что-то очень ужчасто отдаете приказы от моего имени…

– Государь, вы же не можете сами…

– Это противоречит этикету?

– Нет, что вы. Но…

– Хотите чеканную историческую фразу? – спросил Сварогхолодно. – Я могу все, что хочу, – и хочу все, что могу. Не шедевризящной словесности, уж не взыщите, но что поделать, какая на ум пришла, иныекороли за всю свою жизнь так и не родили ни единой простенькой историческойфразы… На коней, господа мои, на коней!

Он сделал столь резкий и красноречивый жест монаршейдесницей, что господа глэрды выскочили в дверь впереди своего короля. Впрочем,в обстановке мятежа и сопутствующей сумятицы это не было столь уж вопиющимнарушением этикета.

«Быть может, и нечего мне там делать, возле замка, –думал Сварог. – Но пора мягко и ненавязчиво поставить их на место – тобишь решительно построить. Что-то у них стало входить в привычку отдаватьприказы от моего имени. Нет уж, привыкнуть они должны к противоположной мысли:если король чего-то возжелал, по его желанию и случится. А в общем, судя попервым наблюдениям, что в Пограничье, что здесь королевское ремесло немногимотличается от работы какого-нибудь капитана из той, прошлой жизни, которому досталасьраздолбайская рота. Механизмы наведения порядка чертовски похожи…»

Приотстав, он удержал Мару за жесткий воротник камзола:

– У тебя как сложились отношения с Медвежьей Сотней?

– Нормально, – сказала боевая подруга. – Они тут внекоторых отношениях люди незатейливые. Лишь бы ты умел работать мечом. Еслитебя за это умение зауважают, совершенно неважно, сколько тебе годочковстукнуло и что именно у тебя пониже пупа расположено. А что?

– Держи ушки на макушке, – распорядился Сварог. –Я, знаешь ли, твердо решил при малейшей к тому возможности научить их правильнорепку чистить…

На обширном замковом дворе шла деловитая суета – строилась в«кабанью голову» Медвежья Сотня, к крыльцу вели покрытого попоной с геральдическимиэмблемами Сварогова коня, бегали взад-вперед с ужасно озабоченным и ретивымвидом и те, кто имел прямое отношение к предстоящему походу, и те, кто нахальновоспользовался моментом, дабы попасться монарху на глаза в облике воплощенногоусердия. Трое монахов под предводительством брата Фергаса вынырнули из-за углас таким видом, что и не нужно было их спрашивать, куда собрались.

В довершение сумятицы в ворота влетел на заморенном конегонец – на его белоснежной некогда накидке еще можно было рассмотреть сквозьтолстый слой пыли и грязи черное солнце с горротского флага. Коня подхватилипод уздцы, гонца бегом повели к Сварогу. Он, как положено, упал перед Сварогомна левое колено, протягивая засургученный пакет. Через его голову Сварогпосмотрел на тяжело водившего боками коня – нет, среди свисавших с седлапрапорцов не было клетчатого, красно-белого, значит, об объявлении войны речьне идет.

Приняв пакет из рук гонца, он согласно традиции махнул«ходячему кошельку», чтобы отсыпал скакавшему день и ночь вестнику. Гонец, недумая пока что о презренном металле, отошел к стене, расстегнул грязные штаны ис величайшим облегчением принялся на нее мочиться – поскольку прежде у него небыло времени. Все смотрели на него понимающе и не препятствовали – гонец был всвоем праве.

Сунув пакет за голенище, Сварог взлетел в седло, дал конюшпоры и взмахнул кожаной перчаткой.

По дороге, когда на длинном и ровном отрезке дороги кони шлиспокойной рысью, он извлек пакет, сорвал печати, раскрошив их в пыль, прочиталкороткое послание. Король Стахор в весьма вежливых, даже изысканных выраженияхизвинялся перед своим «братом и добрым соседом» за досадное недоразумение, тоесть за «прискорбные события» у замка Корромир и в Заречье, «невольно повлекшиенепонимание и рознь». Сообщал, что «повинные в том лица» уже понесли должноенаказание, и он искренне надеется, что брат и добрый сосед, король Сварог,известный своей мудростью и хладнокровием, сохранит с ним самые сердечныеотношения.

Как Сварог ни вчитывался, не мог нигде усмотреть и тенитонкой иронии – не говоря уж о грубой. И это было чуть ли не загадочнее всего:по точным сведениям, Стахор дорожил своей репутацией острослова и во всякоесвое послание коронованным собратьям что-нибудь этакое вворачивал…