— Значит, — промолвила она, стараясь говорить так жеспокойно и отчужденно, как делал прежде Коул, — сегодня, увидев меня, вывспомнили, что меня бросили, и решили, что я охотно соглашусь выйти за васзамуж и помогу справиться с вашей проблемой — особенно если вы купите мнеожерелье.

— Я не настолько эгоистичен или глуп, Диана. Мне чертовскихорошо известно, что вы швырнули бы ожерелье мне в лицо и отказались бы отмоего предложения, если бы не одно обстоятельство.

— Какое?

— Женившись на вас, я предлагаю себя в качестве решенияваших проблем.

— Понятно… — протянула Диана, хотя ничего не понимала. — Выне могли бы объяснить подробнее?

— Логика проста: несмотря на то что предательство вашегожениха вызвало шумный скандал, вы еще можете сохранить свою репутацию, еслинемедленно выйдете за меня замуж. Завтра газеты будут кишеть фотографиями,изображающими наш поцелуй на балконе, а журналисты разразятся красочнымописанием покупки этого ожерелья. Если о нашей свадьбе будет объявлено наследующий же день, люди решат, что между нами и прежде что-то было и что,вероятно, помолвку разорвал не Пенворт, а вы.

Диана передернула плечами, пряча вспыхнувшие моментальноярость и обиду:

— Я не настолько горда, чтобы заботиться о своем реномеценой такой возмутительной выходки, которую вы предлагаете.

— Спасать вам придется свое дело. Щит помолвки, которым выприкрывались два предыдущих года, постепенно ослабевал. А теперь и вовсе исчез,— заключил Коул, — и ваши конкуренты удвоят атаки, а пресса невольно ихподдержит, раздувая скандал ради собственной выгоды.

Боль и гнев на мгновение затуманили ее зеленые глаза, однакоКоул успел заметить, что реакция Дианы на упоминание о предательстве Пенвортабыла не столь бурной, как реакция на весьма вероятную угрозу ее компании.

Несмотря на тонкие черты лица, хрупкую, женственную красоту,Диана Фостер, по-видимому, принадлежала к тем женщинам, для которых бизнеспрежде всего. Наблюдая, как ветер играет ее волосами, Коул подумал, что у нихпо крайней мере есть нечто общее.

Предоставив Диане время обдумать его слова, он попыталсявспомнить, что слышал о предприятии, которое значило для нее так много, новспоминать ему было почти нечего. Он знал только, что компания основана семьейФостер.

По-видимому, компания начала с того, что оказывала услугиэлите Хьюстона, специализируясь на хваленых «натуральных» продуктах,представляя их в эффектном виде, пользуясь при этом только самодельными иливыращенными собственноручно украшениями. Так возник «фостеровский идеал», а онпривел к появлению журнала, названного «Красивая жизнь». В аэропорту на этойнеделе, вскоре после того как он смотрел интервью с Дианой по Си-эн-эн, Коулувидел экземпляр журнала и небрежно перелистал его. Глянцевые фотографии яркораскрашенной мебели, расписанные вручную стены, столы, покрытые вышитыми гладьюскатертями, уставленные великолепными блюдами, редкостными букетами иукрашениями, проводили идею журнала и главную мысль «фостеровского идеала»:женщина, вернувшаяся к «основам бытия», способна добиться и добиваетсяудовлетворения, самореализации и домашнего уюта. Кроме того, Коул отметил, чтофотографии и впрямь замечательны — к ним наверняка приложила руку КориФостер-Эддисон.

Это не удивило его, поскольку неизменным спутником Кори вего воспоминаниях был фотоаппарат. Но Коул весьма изумился тому, чтоосновательницей и издательницей журнала, проповедующего возвращение к истокам,оказалась хьюстонская богатая наследница — та самая, что некогда призналасьему, что никогда не была сорванцом, ибо не умела как следует испачкаться.

Коул искоса взглянул на освещенный луной профиль Дианы иподивился глупости, которая заставила Пенворта предпочесть Диане Фостервосемнадцатилетнюю модель-итальянку. Еще будучи девочкой-подростком, Дианаотличалась остроумием, сообразительностью и добротой. Теперь же, когда онаповзрослела, ее изысканные черты, статная фигура и сдержанность делали еебогиней среди смертных.

На своем веку Коул повидал достаточно моделей, чтобы знать:все они фанатично одержимы уходом за каждой молекулой своей кожи и волос, чтотела, которые выглядят столь неотразимо в модных костюмах и на разворотахжурналов, в постели оказываются скелетами, обтянутыми кожей.

Пенворт был глупцом и от удачи отказался сам.

Зато он, Коул Гаррисон, неглуп и не собирается упускать свойшанс.

Решив, что Диане с избытком хватило времени, чтобы обдуматьнарисованную им перспективу, Коул тихо произнес.

— Я не собирался уязвить или смутить вас — я только пыталсяоткрыть вам глаза на истинное положение вещей.

Она громко сглотнула и уставилась на свои руки: в однойкрепко зажат бокал с шампанским, а другая вцепилась в перила так крепко, чтокостяшки пальцев побелели. Догадавшись, что это не укрылось от Коула, Диананемного расслабилась. «Ей не нравится, когда кто-нибудь замечает проявления еечувств, — подумал Коул. — Вот еще одна общая черта». Он порадовался своемуоткрытию, поскольку хотел от Дианы исключительно партнерства, деловойдоговоренности, в которой нет места эмоциям, пока она существует или когдабудет расторгнута.

С другой стороны, он вовсе не рассчитывал, что Дианапо-прежнему будет молчать, и старался вызвать ее на разговор.

— Диана, если уж вы хотите в чем-нибудь обвинить меня, тообвиняйте в прямоте, а не в стремлении вас обидеть.

Она глубоко вздохнула, словно успокаиваясь, но у нее вголосе прозвучали слезы.

— Зачем мне обвинять вас, если вы ничуть не погрешили противистины?

— Я не просто нарисовал неутешительную картину, — мягковозразил Коул. — Я предложил вам идеальное решение.

— Да, правда, и я признательна вам, честное слово… Дианаосеклась, и Коул понял: несмотря на то что она продолжает считать егопредложение нелепым и невозможным, она опасается ранить его чувства. Он жепредпочитал перманентно сохранять объективность.

— Дело в том, — начала она тем же мягким тоном, — что я невижу логики в замене любимого, но не любящего жениха мужем, к которому я неиспытываю любви, как и он ко мне.

— Потому я и назвал решение идеальным! — подхватил Коул, взнак подтверждения взяв ее за руку. — Наш брак не будут осложнять досадныеэмоции.

Диана отставила бокал и обхватила себя обеими руками, словноот слов Коула дохнуло холодом. При этом она осторожно отстранила его руку.

— Вы и в самом деле так жестоки и бесчувственны, как хотитеказаться?