Внезапно в памяти ее всплыли все слова, которые довелосьсегодня услышать. Что-то коснулось ее лица. Тело заныло от охватившего егосладострастия. Она подумала о Майкле, который так далеко от нее, за сотни миль,и почувствовала мучительную боль. Ах, как же она ошибалась, недооценив Лэшера…

– Я люблю тебя, Роуан.

– Ты сейчас надо мной?

Она пристально вглядывалась в темноту, радуясь прохладе,потому что тело горело, словно сконцентрировав в себе все тепло недавнозатухшего в камине огня. Ощущение влаги между ног и восхитительных ласк,дошедших до самой нежной, лишенной даже пушка, кожи бедер, заставило все еесущество раскрыться подобно цветку.

– Я приказываю тебе прекратить! Все это мнеотвратительно!

– Люблю тебя, дорогая.

Поцелуи становились все настойчивее – в уши, в губы, вгрудь…

– Невыносимо… – прошептала Роуан, но на этот разподразумевая чувство прямо противоположное, понимая, что если ласки прервутся,то она закричит от муки.

Когда он начал стягивать с нее рубашку, руки Роуаннепроизвольно взметнулись вверх. Раздался треск разрываемой ткани, шелксоскользнул, и через секунду Роуан уже предстала во всей своей великолепнойнаготе, а чьи-то невидимые пальцы ласкали самые сокровенные уголки ее тела.Нет, не «чьи-то», а пальцы Лэшера. Это он осыпал поцелуями ее тело, касалсягубами ушей, век, заключал в объятия, ласково гладил по спине.

Да, она раскрылась навстречу его ласкам, как тот ирис всаду. Как нежный бутон розы, взорвавшийся на кончике огрубевшего стебля,усыпанного зелеными листьями с множеством тонких, как ниточки, прожилок. Онаизвивалась и металась на ковре…

«…Словом, вела себя подобно дешевой шлю…»

«Прочь, старуха, тебя здесь нет! Теперь пришло мое время».

– Да, ты права. Твое время. Наше время.

Языки лизали ей грудь, губы смыкались на сосках, тянули их,зубы покусывали мягкую плоть.

– Сильнее, жестче! Сделай это! Возьми меня силой!

Он оторвал ее от пола и приподнял настолько, что головазапрокинулась и волосы свободно повисли вниз. Сильные руки развели ее бедра, иРоуан закрыла глаза…

– Войди в меня, стань моим мужчиной, настоящиммужчиной!

Ласки стали грубее: губы все ожесточеннее впивались ей вгрудь и живот, пальцы царапали бедра.

– Бери меня, – прошептала она и тут жепочувствовала, как что-то огромное и твердое вторглось в ее тело. – Да,так, растерзай меня! Растопчи! Сделай это!

Она оказалась буквально раздавленной навалившейся тяжестью иявственно ощутила запах чистого крепкого тела и аромат волос. Да, хорошо, ещесильнее! Мелькнули темные глаза, губы… А когда эти губы припали к ее губам ираскрыли их, все словно расплылось…

Нечто обжигающе твердое все глубже проникало в ее плоть,пригвождало к ковру.

– Это невыносимо, я не выдержу – срывающимся голосомшептала она. – Разорви меня пополам, да. Опустоши…

Волна оргазма накрыла ее с головой, лишив всех чувств, кромеодного: ощущения цвета, а точнее, целой радуги цветов. Нахлынувший потокрождающих неистовый восторг ощущений устремился по ее животу, груди, лицу, апотом вниз, между бедер, по напряженным ногам. Она услышала собственные крики,но они доносились словно издалека, пока тело беспомощно подрагивало на ковре,лишенное воли и сил.

Снова и снова вздымалось пламя, опаляющее ее изнутри. Сноваи снова… Пока не сожгло дотла и ощущение времени, и чувство вины, и способностьмыслить…

Утро. Где-то плакал ребенок? Нет. Просто звонил телефон.Пустяки.

Обнаженная, она лежала в кровати, укрывшись одеялом. Солнцесветило во все окна главного фасада. Она вспомнила все, что произошло накануне,и тут же ощутила вспышку болезненного желания. Телефон… Или все-таки где-то вглубине дома плачет ребенок? В полусне она представила, как он сучитпухленькими ножками, согнутыми в коленях.

– Дорогая, – раздался шепот.

– Лэшер…

Плач прекратился. Бросив взгляд в сияющее светом окно, закоторым на фоне неба густо переплелись дубовые ветви, Роуан опустила веки.

А когда вновь подняла их, то прямо перед собой увиделатемные глаза на смуглом, с тонкими чертами лице. Она дотронулась пальцем догладких, как шелк, губ…

– О боже! Да! Да! Ты такой сильный, – шепнула она,ощущая тяжесть его тела и твердую плоть, прижимающуюся к низу ее живота.

– Я с тобой, моя красавица. – Между губ сверкнулабелая полоска зубов. – С тобой, моя божественная.

Вихрем налетевший порыв знойного ветра сдул волосы с ее лицаи опалил жаром.

В чистой утренней тиши, в лучах струившегося в окносолнечного света все повторилось вновь.

В полдень Роуан сидела возле бассейна. В холодном сияниисолнца над водой поднимался пар. Пора отключать подогрев бассейна. Зимавступала в свои права.

Шерстяное платье отлично защищало Роуан от холода, и онаспокойно расчесывала волосы.

Внезапно почувствовав его присутствие рядом, она прищуриласьи снова, причем очень ясно, смогла разглядеть волнение в воздухе – оно окружилоее, словно наброшенная на плечи вуаль.

– Убирайся от меня, – прошептала она. Невидимаяткань, однако, окутала ее еще плотнее. Роуан выпрямилась и повторила, на этотраз гневно: – Прочь, я сказала!

То, что она увидела, походило на мерцание огня при солнечномсвете. А потом воздух вновь сделался прозрачным, наполнился свежестью и тонкимиароматами сада.

– Я скажу, когда тебе позволено будет прийти, –произнесла она. – Не желаю сдаваться на милость твоих капризов илижеланий.

«Как прикажешь, Роуан». Это был тот внутренний голос,который она уже однажды слышала в Дестине и который, казалось, звучалнепосредственно в ее голове.

– Ты и вправду все видишь и слышишь? –поинтересовалась она.

«Даже твои мысли».

Роуан улыбнулась – улыбка получилась ледяной, даже жестокой– и вытянула из щетки несколько торчавших волосков.

– Ну и о чем же я думаю?

«Ты хочешь, чтобы я снова дотронулся до тебя, чтобы окружилтебя иллюзиями. Тебе хотелось бы знать, каково это – быть мужчиной, и чтобы яобладал тобой так, как если бы ты была мужчиной».