Ее сына? Но ведь они с Мейдж…

Если бы между ними что-то было, Мейдж наверняка быдогадалась. Хотя нет, она не из тех, кто догадывается. В общем нет дыма безогня. Дыма…

Вспомнил! Запах дыма из двери спальни миссис Грэм…

Дальше он действовал не раздумывая. Вверх по лестнице, воткомната миссис Грэм… В комнате никого. Мистер Саттертуэйт запер дверь изнутри.

Он направился прямо к камину. В золе чернел целый ворохистлевших бумажек. Осторожно разглаживая их пальцем, он наконец обнаружил всамом низу несколько уцелевших обрывков, по-видимому, писем.

Несмотря на то, что обрывки были обгоревшие и разрозненные,кое-что можно было прочитать.

«Роджер, милый мой, жизнь может быть так прекрасна… Я и незнала…»

«…думаю, что Джерард знает.., конечно, очень жаль, но что ямогу поделать? Для меня не существует никого, кроме тебя, Роджер… Скоро мыбудем вместе».

«О чем ты собираешься рассказать ему в Лейделле, Роджер? Вписьме ты выразился как-то странно — но я все равно не боюсь…»

Мистер Саттертуэйт достал конверт из ящика стола и осторожносложил в него все обрывки. После этого он отпер дверь — и, распахнув ее,столкнулся лицом к лицу с миссис Грэм.

Момент был неприятный, и в первую секунду мистер Саттертуэйтнесколько растерялся. Однако он тут же взял себя в руки и принял, вероятно,самое правильное решение, объяснив все как есть.

— Миссис Грэм, я произвел у вас обыск и кое-что нашел. Вкамине уцелело несколько обрывков писем…

В лице ее мелькнуло тревожное выражение. Мгновение — и всепрошло, однако мистер Саттертуэйт успел это заметить.

— …писем миссис Эннсли, адресованных вашему сыну…

Она немного помедлила и ответила довольно спокойно:

— Верно. Я решила, что их лучше всего сжечь.

— Почему?

— Мой сын в ближайшее время собирается жениться. Эти письма— а после самоубийства несчастной их могли предать гласности — принесли бы емутолько страдания и неприятности.

— Но ваш сын мог сжечь их и сам.

Она не нашлась, сразу, что ответить, и мистер Саттертуэйтвоспользовался моментом, чтобы продолжить наступление:

— Вы увидели их у него в комнате, принесли к себе и сожгли.Почему? Да потому что вы боялись, миссис Грэм!

— Я не имею привычки бояться чего бы то ни было!

— Возможно, но ведь в данном случае положение былобезвыходное.

— Я вас не понимаю.

— Вашего сына могли арестовать. За убийство.

— Убийство?!

Она смертельно побледнела. Мистер Саттертуэйт торопливопродолжал:

— Вы слышали, как вчера вечером миссис Эннсли зашла вкомнату вашего сына. Он говорил ей раньше о своей помолвке? Насколько японимаю, нет. Значит, сказал вчера! Они поссорились, и тогда…

— Это ложь!

Оба они так увлеклись словесной перепалкой, что не заметилии не услышали, как сзади подошел Роджер Грэм.

— Мама, все в порядке. Не беспокойся. Мистер Саттертуэйт,зайдите, пожалуйста, ко мне.

И мистер Саттертуэйт, вслед за молодым человеком, шагнул кнему в комнату. Миссис Грэм, даже не делая попыток последовать за ними, ушла ксебе. Роджер Грэм закрыл дверь.

— Послушайте, мистер Саттертуэйт, насколько я понимаю, выдумаете, что я убил Мэйбл — что я задушил ее здесь, в моей комнате, а потом,когда все спали, тихонько отнес тело наверх и инсценировал самоубийство?

Мистер Саттертуэйт долго не сводил с него взгляда и ответилнесколько неожиданно:

— Нет, я так не думаю.

— Что ж, спасибо и на этом. Я… я не мог бы ее убить. Я любилее. А может, и нет — не знаю. Все так запутано, что я и сам не могуразобраться. Мейдж… Мейдж мне очень дорога.., давно люблю ее. Она такаяславная! Мы очень друг к другу подходим. С Мэйбл все было иначе… Она была дляменя… как наваждение. По-моему, я даже ее боялся.

Мистер Саттертуэйт кивнул.

— Это было как экстаз, как какое-то безумие… Все равно изэтого ничего бы не вышло. Такие порывы — они быстро проходят. Теперь я понимаю,что значит быть в плену у наваждения…

— Да, — задумчиво сказал мистер Саттертуэйт. — Вероятно, таконо и было.

— Я хотел наконец от всего этого избавиться… И вчера вечеромсобирался сказать об этом Мэйбл.

— Но не сказали?

— Нет, не сказал, — помедлив, ответил Грэм. — Клянусь,мистер Саттертуэйт, что после того, как все мы разошлись из гостиной, я большеее не видел.

— Я верю, — сказал мистер Саттертуэйт. Он встал. Роджер Грэмне убивал Мэйбл Эннсли. Он мог предать ее, но не убить. Он ее боялся, боялсяэтого призрачного, загадочного наваждения. Он познал неутолимую страсть — иотвернулся от нее. Неясной мечте, способной завести его бог весть куда, онпредпочел надежную, благоразумную Мейдж, с которой, он был уверен, у него все«выйдет».

Он был благоразумный молодой человек и как таковой малоинтересовал мистера Саттертуэйта — ибо сей джентльмен воспринимал жизнь какхудожник и тонкий ценитель.

Оставив Роджера Грэма в его комнате, он спустился вниз. Вгостиной никого не было. Гитара Мэйбл лежала на табурете возле окна. МистерСаттертуэйт взял ее в руки и рассеянно провел по струнам. Он был почти незнаком с гавайской гитарой, но по звуку догадался, что инструмент безбожнорасстроен. Он попробовал подкрутить колки.

В этот самый момент в гостиную вошла Дорис Коулз. Онапоглядела на мистера Саттертуэйта с нескрываемым осуждением.

— Бедная гитара! — сказала она.

Уловив упрек, пожилой джентльмен почувствовал, как в немвзыграло упрямство.

— Настройте ее, пожалуйста, — попросил он и добавил: — Если,конечно, вы умеете.

— Разумеется, умею! — сказала Дорис, возмущеннаяпредположением, что она чего-то не умеет.

Взяв у него гитару, она проворно провела рукой по струнам,но только повернула колок, как струна с жалобным звуком лопнула!

— Ой, как же так!.. Ах… Странно, это не та струна! Это «ля»— она должна быть следующей. Почему она здесь? Она же не должна стоять здесь!Кто мог поставить ее сюда?! Ну и ну!.. Кто же мог сделать такую глупость?