— Вечером мы все разошлись по своим комнатам. Я сразу уснули ничего не слышал. Сегодня утром меня разбудил визг служанки. Я бросился всмежную комнату и увидел, что моя жена.., что она…

Голос его совсем замер. Инспектор кивнул.

— Ну-ну, довольно, можете не продолжать. Где и когда вы впоследний раз видели свою жену вчера вечером?

— В последний раз… внизу.

— Внизу?

— Да. Мы выходили из гостиной все вместе, но я поднялся ксебе, когда остальные еще прощались внизу.

— И вы больше ее не видели? Разве она не пожелала вамспокойной ночи, поднявшись в свою комнату?

— Когда она пришла, я уже спал.

— Но она направилась наверх лишь на несколько минут позжевас, так ведь, сэр? — Инспектор взглянул на Дэвида Кили.

Тот кивнул.

— Ее не было еще, по крайней мере, полчаса, — упрямо заявилЭннсли.

Взгляд инспектора скользнул к миссис Грэм.

— А к вам она не заходила, мадам?

То ли мистеру Саттертуэйту показалось, то ли действительномиссис Грэм на мгновенно замялась и лишь через секунду ответила с обычнойуверенностью:

— Нет. Я прошла прямо в свою комнату и заперла за собойдверь. Я ничего не слышала.

— Так вы говорите, сэр, — инспектор снова принялся заЭннсли, — что спали и не слышали никаких звуков. Но ведь дверь между вашимикомнатами как будто оставалась открытой?

— Да.., кажется, так. Но ей незачем было проходить через моюкомнату — в ее спальню из коридора ведет своя дверь.

— Но даже и в этом случае, сэр, вы должны были что-тоуслышать! Она, вероятно, хрипела, билась об дверь…

— Нет!

Тут уж мистер Саттертуэйт не выдержал. Лица собравшихсяудивленно обернулись к нему. Он покраснел и стал даже заикаться от волнения.

— Прошу меня извинить, инспектор… Но… я должен сказать. Выидете по ложному пути! По совершенно ложному пути. Миссис Эннсли не покончила ссобой — я абсолютно в этом уверен. Ее убили!

Воцарилась мертвая тишина, потом инспектор Уинкфилд тихоспросил:

— Что привело вас к такому выводу, сэр?

— Я просто в этом уверен. У меня такое ощущение.

— Но, сэр, чтобы с уверенностью такое утверждать, однихощущений мало — должны быть и основания.

Надо сказать, что для самого мистера Саттертуэйта вполнедостаточным основанием было вчерашнее таинственное послание от мистера Кина.Однако, понимая, что полицейского инспектора этим не убедишь, он принялся торопливоподыскивать подходящее объяснение.

— Видите ли, вчера вечером я беседовал с ней… И она сказала,что очень счастлива. Да, именно так — что она очень и очень счастлива! Развестала бы она такое говорить перед тем, как покончить с собой?

И, уже чувствуя себя победителем, добавил:

— К тому же она возвращалась в гостиную за гитарой, чтобы незабыть ее утром. Самоубийцы, как правило, о таких вещах не беспокоятся.

— Да, пожалуй, вы правы, — признал инспектор и обернулся кДэвиду Кили: — Она забрала с собой гитару?

Математик пытался вспомнить.

— Да, кажется, забрала. Наверх она поднималась с гитарой вруке. Точно, она как раз заворачивала по лестнице, когда я выключил внизу свет.

— Как?! — воскликнула Мейдж. — Но вот же она! И в подтверждениесвоих слов указала на стол, где мирно покоилась гавайская гитара.

— Любопытно, — заметил инспектор и, круто повернувшись,прошагал к звонку.

Дворецкому приказано было разыскать служанку, убиравшуюкомнаты утром. Служанка вскоре явилась и ответила совершенно однозначно: придяутром в гостиную, она первым делом вытерла пыль с гитары.

Отпустив ее, инспектор сурово сказал:

— Я бы хотел поговорить с мистером Саттертуэйтом наедине.Остальные могут идти, однако прошу всех оставаться в Лейделле.

Едва за вышедшими закрылась дверь, мистер Саттертуэйтторопливо заговорил:

— Инспектор, я… Я уверен, что вы прекрасно владеетеситуацией. Да, прекрасно владеете! Просто мне показалось, что раз у меня, как яуже говорил, возникло такое сильное ощущение…

Инспектор поднял руку, видимо, желая прекратить дальнейшиеоправдания.

— Мистер Саттертуэйт, вы совершенно правы. Ее убили.

— Так вы знали?.. — разочарованно произнес мистерСаттертуэйт.

— Есть кое-какие детали, которые насторожили доктораМорриса. — Он взглянул на доктора, присутствующего тут же. Тот кивнул. — На шееоказалась не та веревка, которой она на самом деле была удушена. Та былагораздо тоньше — что-то вроде проволоки, вероятно. Эта проволока прямо-такиврезалась в кожу, а сверху уже наложился след от веревки. Ее попросту удушили,а уже потом повесили, чтобы представить как самоубийство.

— Но кто же мог?..

— Вот именно, кто? — сказал инспектор. — В этом весь вопрос.А что вы скажете о муже, который уснул, даже не пожелав жене спокойной ночи, иничего не слышал — хотя находился тут же, за стеной? По-моему, нам далекоходить не придется. Надо только выяснить, как они между собою ладили. Вот вэтом-то, мистер Саттертуэйт, вы и должны нам помочь. Вы тут человек свой иможете то, чего не могу я. Так вот, выясните, какие между супругами былиотношения.

— Но я не намерен… — гордо выпрямившись, начал мистерСаттертуэйт.

— Это уже будет не первое убийство, которое вы поможете намраскрыть. Помните дело миссис Стренджуэйз? Поистине, сэр, у вас нюх на такиевещи!

Верно, нюх у него был.

— Постараюсь сделать все возможное, — тихо сказал он.

Неужели действительно Ричард Эннсли убил свою жену? МистеруСаттертуэйту припомнился его вчерашний жалкий взгляд — взгляд человека, которыйлюбил и страдал. А мало ли на что может толкнуть человека страдание?..

Впрочем, у этого дела ведь должна быть и другая сторона.Мэйбл говорила ему, что только-только выбирается из темного леса. Она былапереполнена ожиданием счастья — притом не тихого и благопристойного счастья, асчастья самозабвенного, счастья-экстаза…

Если Джерард Эннсли говорил правду, то вечером после еговозвращения Мэйбл еще, по крайней мере, полчаса не входила в свою комнату.Однако Дэвид Кили видел, как она поднималась по лестнице. В этом крыле всегодве комнаты, мимо которых она должна была пройти: комната миссис Грэм и комнатаее сына.