Он записал, пока Роджер молча смотрел, как он берет плащ иидет к двери.

– Вик.

Он повернулся, и Роджер неуклюже, но сильно обнял его. Викобнял его в ответ, прижавшись щекой к плечу своего друга.

– Я буду молиться, чтобы все кончилось хорошо, – хриплосказал Роджер.

– Ладно, – Вик вышел.

Как и накануне, Черити проснулась еще до рассвета. Она молчаслушала и не могла понять, что слышит. Потом до нее дошло. Ее разбудили шаги.Она прислушалась снова.

Но в доме было тихо.

Она встала с постели, подошла к двери и выглянула в холл.Пусто. После минутного колебания она прошла в комнату Бретта. Над простынейвиднелись его волосы. Если он и ходил во сне, то до того, как она проснулась.

Сейчас он крепко спал.

Черити вернулась к себе и села на кровать, глядя на белуюполосу у горизонта. Она думала о принятом ею неизвестно когда, возможно во сне,решении. Теперь, при первых лучах солнца, она могла заново взвесить его.

Она не соглашалась с Бреттом по поводу своей сестры. Ейказалось, что он (может быть, наученный отцом) преувеличивает. Но прошлымвечером она сама принялась рассказывать Черити, сколько все это стоит –«Бьюик», цветная приставка «Сони», паркет в коридоре. Холли словно вывешивалана всех этих вещах невидимые ярлычки с ценами.

Черити все еще любила сестру. Холли была добросердечной,радушной, импульсивной. Но ее жизнь действительно навсегда сохранила отпечатоких нелегкого детства в Мэнской деревне.

Она боялась рассказывать Холли, как добивалась у мужаразрешения отправиться в эту поездку, а он угрожал ей ремнем – боялась потому, чтореакция сестры была бы, скорее всего, гневной, а не сочувственной. Почемугневной? Да потому, что сестра всем своим домом, всеми этими «бьюиками» и«сони» показывала ей, на что она променяла такую жизнь, выйдя замуж за ДжоКэмбера.

Она боялась говорить ей все это. Гнев не решит ее проблем.Муж – это ее проблема. И Бретт тоже. За последние два дня она больше и большеубеждалась в том, что он сам сможет воспитать себя, без чьих-либо влияний.

Поэтому развода не будет. Она просто продолжает своюнеобъявленную войну с Джо за мальчика. В своей тревоге насчет того, что Бреттперенимает привычки отца, она забывала, что у него есть своя голова на плечах.Бретт замечал гордость Холли своими кредитными картами. Она надеялась, что водин прекрасный день Бретт заметит, что его отец садится за стол в шляпе.

День обещал быть жарким. Она надела халат. Ей хотелосьпринять душ, но придется ждать, пока проснутся остальные. Они здесь чужие.Теперь и лицо Холли казалось ей чужим; лицо это лишь слабо напоминалофотографии из этого альбома.

Им нужно вернуться назад в Касл-Рок, в дом на дороге №3, кДжо. Пусть все остается, как было. Так вернее.

Она вспомнила, что после семи нужно позвонить Альве. Он вэто время как раз завтракал.

Около шести утра у Тэда начались конвульсии. Он проснулся в5.15 и разбудил Донну жалобами на голод и жажду. Донна впервые вспомнила, чтотоже голодна. Пить ей хотелось постоянно, но о еде она не вспоминала с прошлогоутра.

Она успокоила его, как могла, говоря то, во что уже сама неверила – что скоро придут люди, заберут этого противного пса и спасут их.

Реальностью были мысли о еде.

Завтрак. Два яйца, жареных на сливочном масле. Французскиетосты. Большой стакан свежего апельсинового сока, такого холодного, что стеклопокрывается испариной. Ветчина. Домашнее печенье. Пирожное с вишенкой наверху.

В желудке у нее громко заурчало, и Тэд засмеялся. Звук этогосмеха немного ободрил ее, и она улыбнулась в ответ.

– Слышал?

– Мама, ты тоже голодная?

– Конечно, а ты как думал?

Они снова немного посмеялись. Куджо снаружи навострил уши. Вкакой-то момент после этого их смеха он хотел подняться и снова напасть намашину; потом он снова тяжело пустился назад и стал ждать дальше.

Донна почувствовала иррациональное улучшение настроения,связанное, скорее всего, с наступлением дня. Конечно же, худшее позади, скоровсе это кончится. Пока им не везло, но скоро все изменится к лучшему.

Тэд казался ей теперь тем же самым Тэдди – пусть бледным иосунувшимся. Боль в животе немного утихла. Нога еще болела, но теперь онасмогла осторожно массировать ее.

Они говорили минут сорок. Донна стремилась немногоприободрить Тэда и стала играть с ним в «вопрос-ответ». Тэд терпеливо отвечал.Они играли уже четвертый раз, когда это случилось.

Речь зашла о Фреде Реддинге, одном из любимых героев Тэда.

– У него рыжие волосы? – спросила она.

– Нет, они… они… они…

Внезапно Тэд начал задыхаться. Из его горла вырвался стон,напугавший ее.

– Тэд? Тэд?

Он хрипел, держась за горло. Глаза его закатились, осталисьлишь синеватые белки.

– Тэд!

Она схватила его и стала трясти. Его кадык металсявверх-вниз, как заведенный. Руки начали бесцельно шарить вокруг, потом сновапотянулись к горлу.

На минуту Донна забыла, где она находится. Она схватилась заручку, дернула ее и распахнула дверцу «пинто», будто они стояли где-нибудьвозле магазина, и нужно было бежать за помощью.

Куджо поднялся. Он кинулся к машине и этим спас ее. Онавтиснулась внутрь, а он ударился о дверцу, упал и отполз, подвывая от боли иразочарования.

Она закрыла дверь, визжа от страха. Куджо разбежался и совсего маха кинулся на стекло, ударившись о него с тупым звуком. Серебристаятрещина, прорезавшая стекло раньше, дала дюжину ответвлений. Он ударил снова, истекло треснуло сильней. Мир за стеклом стал мутным и неясным.

«Если он ударит еще раз…»

Но Куджо отошел, видимо, решив подождать развития событий.

Она повернулась к сыну.

Все тело Тэда сотрясалось, как в припадке эпилепсии. Онизогнулся дугой на кресле, упал, снова поднялся. Лицо приобрело синеватыйоттенок. Вены вздулись. Она три года проработала медсестрой, два года в школе игод в колледже, и знала, что надо делать в таких случаях. Он не откусит язык;такое случается только в романах ужаса. Но язык может заткнуть ему горло, и онзадохнется у нее на глазах.