— Сестренка, ну ты что? Ты же не первый день здесь, знаешь, как дела обстоят. Зачем беду кликать, когда она и так рядом?

«Балда, — подумала Аста про себя. — Чего я с ним спорю? Он же не власть свою показывает, ему просто тоже страшно. Страшно еще кого-нибудь потерять…»

— Я не подумала, — призналась она честно. — Я и не собиралась заходить так далеко, просто слово за слово… И лес хотелось посмотреть… Обещаю, в следующий раз спрошу тебя лично.

Лин кивнул, довольный ее ответом, и вздохнул — будто сбросил с себя тяжелый мешок:

— Ладно. Иди отдыхай, и чтоб сегодня больше никаких приключений.

Она попрощалась с ним и ушла, но приключения не закончились. Едва она свернула на прибрежную улицу, как на нее буквально налетел Свен.

— Звездочка, ты в порядке?! — И, не дожидаясь ответа, сгреб ее в объятия.

— Я жива, Свен, но ты меня сейчас задушишь. Все хорошо.

Она попыталась, как обычно, ласково ответить на объятия, но Свен схватил ее за плечи.

— Зачем ты туда пошла?! Не могла мне сказать… Зачем ты пошла с этим недомерком? Да как его только в защитники взяли…

Выглядел он разочарованным и даже рассерженным. Аста чуть отстранилась и попросила вполне миролюбиво:

— Пожалуйста, не говори так о моих друзьях.

— Ах, так вы с ним уже друзья?

— Да, а тебя что-то не устраивает?

Свен выдохнул, подумал немного и ответил уже спокойнее:

— Да нет, просто за тебя испугался. Пойдем домой провожу…

* * *

— Итак, осталось недолго, — подвела итог госпожа Лёвенберг, оглядывая толпу в Зале Собраний. — После Самхейна мы станем свободными и вернемся на свою землю.

Ночь, когда грань между миром живых и мертвых становится тоньше паутины, здесь называли на восточный манер — Самхейн. Тридцать первое октября. Осталось три месяца.

Мужчины-реттеры, советники и группа молодых учеников слушали речь молча, не отводя взгляд от своей правительницы. Йоханну здесь боготворили, в ее решениях не позволяли себе сомневаться. И лишь немногие знали: этим она обязана не только качествам своего характера, но и смеси трав и порошков, зашитой в мешочке-ладанке. Особое заклинание, сохранившееся с эльмбуржских времен, привлекало людей и помогало убеждать их, а в придачу давало ясность ума и силу духа. Эта женщина точно знала, когда нужно наступать, а когда затаиться, когда показать свою власть, а когда сделать вид, будто решение принимают другие. Впрочем, ее люди редко делали что-то такое, что она не одобрила бы — как в этот раз. Хорошо хоть воду смогли добыть, не то пришлось бы разочаровать Союзников, а это сейчас совсем не к месту.

— …Через три месяца мы вновь ступим на землю предков, но уже не как воины, а как мирные жители, вернувшиеся домой. После того как Союзники получат свою дань, этот никчемный народец и память реки исчезнут, мы вернемся — и настанет мир. Настанет новая жизнь…

В окна вновь застучал дождь, запахло свежестью. Толпа вздохнула — полным надежды тяжелым вздохом. Они все хотели этого, еще бы. Особенно реттеры, чьи ряды должны были вот-вот пополниться молодой кровью.

— Но нам нужно собраться перед последней битвой, и для этого понадобятся новые силы. — Градоначальница обвела взглядом группу, стоявшую отдельно от всех. Три десятка человек, двое из которых — ее родные сыновья. — Последним из реттеров повезет больше всего. Они получат силу и знания, но тело их еще не успеет износиться, а разум — затуманиться. Когда они выйдут из своей роли, именно им предстоит править новым городом вместе со старшими. Вот оно! Вот оно, наше будущее! — и она широким жестом указала на ребят. Толпа зааплодировала.

Ким и Давид стояли рядом, на расстоянии меньше шага, но никогда еще не были так друга от друга далеки. Давид оглядывал людей вокруг со спокойной, чуть надменной гордостью, а Ким хотя и выглядел спокойным, но в сердце его буря вырывала с корнями все, что раньше казалось нерушимым. Дом, семья, народ и борьба — эти корни больше его не держали. Ему хотелось то ли бежать куда глаза глядят, то ли взойти на помост и говорить… Но что он мог сказать этим людям? Что они губят себя и других в расчете вытянуть счастливый билет — а выигрыша может и не существовать вовсе? Ему было и горько, и смешно, и страшно, и вдруг стало все равно, что с ним теперь будет. Мелькнула даже мысль убить себя на месте за причастность ко всему этому. Но разве его смерть кого-нибудь остановит? Чувства не находили выхода, и от этого становилось еще тяжелее.

Когда они с братом и матерью возвращались домой, Давид спросил:

— А с артефактом, с кулоном, что делать? Я думал, сначала умыкнуть эту стекляшку, но потом решил: мы так только шуму наделаем.

Госпожа Лёвенберг кивнула:

— Правильно решил. Эта вещь, скорее всего, роли не играет — она нужна была только для того, чтобы они узнали, куда идти дальше… И мы тоже. Осенью они поедут на этот праздник. Вы поедете за ними.

Ким рассеянно кивнул. Голос — самый родной на свете, от которого он теперь каждый раз вздрагивал, — вновь остался где-то вдалеке. И тут Давид спросил:

— Кстати, по поводу девчонки. Хорошо бы нам снять память про убийство брата. На всякий случай, вдруг понадобится. Можно с Зеркала Памяти, но лучше с того, кто убил, так точнее.

Йоханна вздохнула:

— Только с зеркала, дорогой мой. Но идея хорошая. Просто тот, кто убил его, сам давно мертв.

— Да? И кто это был?

— Ваш отец.

Настал август — медовый, яблочный, с серебряными звездопадами и первыми холодными росами. В Арнэльме вовсю готовились к празднику Первого урожая. На главной площади соорудили помост, украшенный цветами и спелыми колосьями, на который складывали дары щедрой земли — овощи, фрукты, зерно и мед. В булочной появились хлеб из новой муки и сдобные плетенки с маком. Девушки собирали еще яркие полевые цветы и дарили их парням — кто сохранит до Йольского костра, может попытать судьбу в качестве жениха.

Однажды вечером, в выходной день, возвращаясь с покупками через площадь, Аста встретила Эрика. Видимо, он только что сдал дневную вахту — кризанта на правой руке, защитная куртка расстегнута, на ногах вместо армейских ботинок салатного цвета кеды. Заметив Асту, он помахал ей рукой, подошел, поздоровался. Они поговорили о предстоящем празднике и разных новостях, и Аста собралась уже идти дальше — в тот день у нее было еще много дел, — когда Эрик предложил:

— Может, по коктейлю выпьем? Волшебный, тебе понравится.

— Безалкогольный? — уточнила Аста. О волшебстве у каждого свое понятие.

— Абсолютно. «ВотсАп» называется.

— Почему «ВотсАп»? Здесь даже смартфонами никто не пользуется.

Эрик засмеялся.

— Это я придумал, — пояснил он. — Наш бармен называет его «Эльфийская почта» — он у нас любит истории про эльфов, — но я считаю, что мое название точнее. Пойдем покажу.