Понадобилось усилие, чтобы выйти из транса,который пока еще не успел сказать мне ничего особенного, не позволил увидетьбогов, ауры, призраков. Он просто осенил меня благодатью, в которой я такнуждалась. Я вновь сосредоточилась на происходящем в эту минуту, на юнойженщине рядом, на ритуале, ожидавшем свершения.

– Как твоя ученица?

– Трудно с ней. Но если бы было легко, я несмогла бы научиться тому, что требуется мне.

– Какие же дарования она развивает?

– Разговаривает с существами из параллельногомира.

– Подобно тому, как ты разговариваешь сАйя-Софией?

– Нет. Ты же знаешь, что Айя-София – это Мать,обнаружившая во мне свое присутствие. А Андреа разговаривает с невидимымисуществами.

Я уже поняла, но хотела все же удостовериться.Афина была сегодня молчаливей, чем обычно. Я поднялась, открыла сумку, досталаоттуда пучок специально отобранных трав, бросила его в тлеющий костер.

– Дерево заговорило, – сказала Афина как очем-то само собой разумеющемся: и это было хорошо – значит, чудеса сталинеотъемлемой частью ее жизни.

– И что же оно говорит?

– Сейчас ни о чем… Просто шумит.

Спустя минуту она уловила песню, звучащую вкостре.

– Какая прелесть!

Передо мной была девочка – не жена и не мать.

– Стой так! Не старайся сосредоточиться илиследовать за мной или понять мои слова. Расслабься, почувствуй, что тебехорошо. Иногда нам больше и нечего ждать от жизни.

Опустившись на колени, сунула в огонь ветку,очертила ею круг, оставив маленький зазор, чтобы Афина могла войти. Теперь яслышала ту же музыку, что и она, и танцевала вокруг нее, славя соитие мужскогоогня и земли, раскинувшейся, чтобы принять его, – соитие, которое очищало все иобращало в энергию, скрытую внутри этих веток, стволов, людей и незримыхсуществ. Танцевала, пока слышна была песня огня, и движениями рук оберегала ту,которая с улыбкой стояла в центре круга.

Когда пламя угасло, я взяла немного пепла и посыпалаим голову Афины, а затем затерла черту, замыкавшую кольцо.

– Спасибо, – сказала она. – Я почувствоваласебя любимой, защищенной, дорогой для кого-то.

– Не забывай об этом, когда будет трудно.

– Трудно не будет – ведь я обрела свою стезю.Думаю, у меня есть предназначение. Это так?

– Так. Оно есть у каждого из нас. Она вдругутратила свою уверенность.

– Ты не ответила насчет того, будет ли трудно…

– Это – неразумный вопрос. Помни, как толькочто сказала: «Я – любима, защищена, дорога кому-то».

– Постараюсь помнить.

В глазах у нее стояли слезы. Афина поняла мойответ.

– Мой внук! Он-то здесь при чем?! Неужтовернулись времена средневековья и продолжается охота на ведьм?!

Я подбежала к нему. У мальчика был разбит нос,но моего отчаянья он вовсе не разделял и тотчас оттолкнул меня:

– Я дал им сдачи!

Я никогда не носила ребенка в своем чреве, нопонимаю его душу: это одна из многих драк, которые предстоят ему в жизни, ипотому его подбитые глаза не переставали светиться гордостью:

– Мальчишки в школе обозвали маму сатанисткой!

Следом появилась Шерин: она увиделаокровавленного сына и хотела немедленно идти в школу, устроить директорускандал. Я обняла ее и удержала. Дала ей выплакаться, излить в слезах всюгоречь обиды и разочарования. С этой минуты мне оставалось только молчать, необлекая свою любовь в никчемные и пустые слова.

Когда она немного успокоилась, я как можноосторожнее предложила ей перебраться к нам – мы с отцом об всем позаботимся:прочитав в газете о вчиненном ей иске, он уже успел переговорить с несколькимиадвокатами. Мы из кожи вон вылезем, но разрешим ситуацию, не обращая вниманияна реплики соседей, иронические взгляды знакомых и фальшивое сочувствие друзей.

Для меня ничего на свете нет важнее счастьямоей дочери, хотя я никогда не могла понять, почему она всегда выбирает такиетрудные пути, такие нехоженые тропы. Но матери и не надо понимать: ее дело –любить и оберегать.

И гордиться. Зная, что мы можем дать ей едвали не все, она так рано ушла на поиски независимости. На этом пути онаспотыкалась и падала, но считала делом чести в одиночку справляться со всем,что выпадало на ее долю. Сознавая, как это рискованно, она все же разыскаласвою биологическую мать, и это лишь крепче привязало нас друг к другу. Японимала, конечно, что все мои советы и увещевания – защитить диплом, выйтизамуж, принимать как должное и не жалуясь все трудности совместной жизни, непытаться выйти за рамки того, что разрешает общество, – она пропускает мимоушей.

И что же в итоге?

Мысленно сопровождая дочь во всех перипетияхее судьбы, я сама стала лучше. Разумеется, я не понимаю, кто такая этаБогиня-Мать, как не понимаю и безумного стремления Шерин всегда окружать себякакими-то странными людьми и не довольствоваться тем, что достигнуто тяжкимитрудами.

Однако в глубине души я очень бы хотела бытьтакой, как она, хотя, пожалуй, мечтать об этом уже немного поздно.

…Я собиралась было встать и что-нибудьприготовить, но она не разрешила:

– Хочу посидеть вот так, прильнув к тебе.Больше мне ничего не нужно. Виорель, пойди в гостиную, включи телевизор – мненадо поговорить с бабушкой.

Мальчик повиновался.

– Я, наверно, причинила тебе много страданий…

– Вовсе нет. Скорей наоборот: ты и твой сын –источник радости, вы – смысл нашей жизни, свет очей…

– Но я все делала не так…

– И хорошо! Сейчас могу признаться: в иныеминуты я тебя просто ненавидела. И горько раскаивалась, что не послушаладоброго совета и не усыновила другого ребенка. И спрашивала себя: «Но как жемать может ненавидеть свое дитя?» Принимала транквилизаторы, ходила играть сподругами в бридж, остервенело занималась шоппингом – все ради того, чтобыкак-то компенсировать любовь, которую я тебе давала и, как мне казалось, неполучала от тебя.